– Чего? – парень чуть покраснел. – Нет у меня никого, и живу прекрасно.
Наступила неловкая пауза, точнее неловкой она казалась только Гордину. Лица Антонимовых ярко преобразились. Невооружённым глазом можно было заметить их мерзкое довольство и внутренний смех, читаемый по взгляду да кривым рожам. Презренный также, как Антонимовы, надменно сиял. Смиренские продолжали наблюдать за всем происходящим со стороны. Что сын, что отец – зрители. Правда, если Андрей так совсем молчал, то отец хоть что-то порой говорил. Алексей глянул вниз и стал ковырять землю ногой, будто там что-то мешалось. А второй Смиренский, Андрей, скрестив на груди руки, с настороженным взором разглядывал собеседников.
– У-у, – раздался вой Ивана, – совсем никого?!
– Да. Была, но…
– Ну, ничего нового, – оборвав рассказ, усмехнулся Илья.
Гордин нахмурил брови и в ответ хотел уже было съязвить, но решил сдержаться, чтобы не попасть вдруг в очередное неловкое положение. Он вообще не любил говорить о своей личной жизни. Это связано ещё с далёкой юностью, когда его длительные отношения с девочкой из паралелли из-за громкой ссоры резко прекратились. Он винил в этом себя и, несмотря на довольно большой промежуток времени, продолжает винить по сей день. В тот момент Гордин сравнил себя со своим отцом Александром, который также неистово разводил скандалы на пустом месте. Позже его отец в ходе очередной подобной ссоры развёлся с Меланьей, бросив несовершеннолетнего Влада на плечи женщины. И больше в этой семьей не появлялся. Будто его никогда здесь и не было.
Смиренские посмотрели на Антонимовых то ли с просьбой, чтобы те прекратили нагнетать обстановку, то ли с презрением и враждой.
– М-да, – буркнул Георгий.
– Ладно-ладно, шашлыки уже, вроде как, сготовились, можно к столу подавать, – быстро и по-доброму проговорил Алексей Смиренский и подозвал других ему помочь.
Тут Андрей поднёс большую кастрюлю, в которую положили сочное жареное мясо; Гордину дали бокалы, чтобы тот отнёс их на кухню; другие что-то копошились около мангала, сгорающие угольки которого переливались красными и жёлтыми красками.
«Зачем я только припёрся сюда?! – высказывался про себя Владислав. – Ведь знал! Господи, поскорей бы закончился этот день! Поскорей бы!».