– Ясно. Жаль, что мне пришло в голову нарушить ваше молчание. Боюсь, время, потраченное на этот диалог, было потрачено… не слишком продуктивно.
Я широко улыбаюсь джазовой пиджачке, демонстрируя, как мало меня волнует ее раздражение.
После этого беседа еще какое-то время скачет по кочкам зрения, периодически скатываясь в ямы прискорбного невежества. Я слушаю не очень внимательно, потому что диалог с Лионэ заставляет меня вспомнить о Большом Луу – мехимере, которую я пишу. И которую должен вырастить к концу пятого курса, чтобы получить разрешение на работу. У меня вспыхивает сразу несколько любопытных идей насчет ее внешнего вида, с которыми хочется поиграть немедленно.
Но приходится ждать, пока день кривоватым вихляющим колесом докатится до вечера.
Через историю искусств, которую в нужных местах обнажает для нас Павла И́мберис. Эта пожилая тетка, состоящая, по-моему, наполовину из ртути и ржавой проволоки, а наполовину из поэзии мертвых цивилизаций – единственный ментор Песочницы, которого я по-настоящему уважаю. Правда, безо всякой взаимности.
Через марш-бросок сквозь октябрь в мастерскую Домны Кар_Вай и обратно.
Через обед, съеденный в приятном одиночестве.
Через час внутренней тишины, положенный каждому студенту.
Через неординарную математику.
И, наконец, через музыкальный час, на котором нас мучают каким-то ископаемым хоралом.
Когда же я добираюсь до мастерской и устраиваюсь за рабочим кубом, выясняется, что за день утренние идеи успели выцвести и подрастерять свое обаяние. Но уходить из-за этого я, конечно, не собираюсь. Повозиться с Большим Луу, даже без конкретных задач – все равно удовольствие. Персональный кубик проигрывает что-то из рабочего плейлиста, но я почти не слышу музыку. Слишком увлечен.
В шею болезненно тюкает. Я машинально дотрагиваюсь до этого места. Нащупываю что-то маленькое, гладкое и прохладное. Уже проваливаясь в хищный черно-бурый туман, я все-таки успеваю повернуться к двери в мастерскую. Ничего толком не вижу. Одни плавающие цветные пятна да смазанный силуэт среди них. Кажется, невысокий.
Жаль, никому уже не рассказать…