Ровно в десять свет в коридорах с дверями без ручек погас. Я пахала в прачечной, сортируя по стиральным машинкам проклятое бельё, пахнущее мочой и мужскими выделениями. Казалось, грязные кальсоны с желтоватыми разводами – один из кругов ада длиною в вечность. Специально для меня, грешницы.
В шуме вращающихся барабанов я не услышала скрипа двери. Глеб подкрался тихо, как истинный хищник, растерзал за секунды. Я поздно ощутила мощные пульсирующие бёдра сзади. Сильная рука окольцевала грудную клетку. Крик ужаса отразился от зажавшей рот ладони и ушёл в лёгкие, стиснул нутро. Укусила мясистую плоть до мяса. Сплюнула солоноватую кровь.
Санитар чертыхался, няньчя повреждённую руку. Грубо толкнул на пол, навалился. Центнер мышц вдавил в бельё, перекрыл кислород. От боли рвущихся волос пыталась выть. Насильник рванул халат так, что осыпались пуговицы. Грубые пальцы нащупали грудь. Ноги сплелись, как змеи. Что-то твёрдое тёрлось о живот, конвульсировало. Я пыталась вкопаться в гору белья. Прикусила грязную ткань, прожевала. Брезгливость в прошлом. Мужчина тёр, кусал шею и плечи. Звериный рык смешался со стонами.
Топот в тишине корпуса спас от позора. Урод одёрнулся, замер. Зря я принимала его за хищника. Сейчас Глеб походил на жирного кастрированного кота, нагадившего в горшок с цветами. Потная от возбуждения ладонь по-прежнему закрывала половину лица, мешая дышать. Я замычала, бессильно глотая воздух. Тяжелое колено придавило бедро до судороги. Испуганные щенячьи глаза налились кровью.
– Один звук, сука, и я прибью тебя! – прошипел насильник.
Шаги приближались. Человек пять, может больше, спешили по коридору, и я молилась, чтобы неизвестные заглянули внутрь. Насильник натянул штаны, закидал меня охапкой вещей. Погас свет. Хлопнула дверь.
Хотелось снять кожу, простирать и повесить обратно. Очки канули в темноте. Сплюнула. Карабкалась по куче тряпья, как по склону. Запуталась, прокатилась по холодной плитке. Шаг, ещё шаг. Краешек стола возник из ниоткуда. Руку прострелило от мизинцев до плеча. Свернулась зародышем. Пусть закончится пытка, прошу…
Лампы под потолком налились светом, ослепили разнеженные полумраком глаза. На пороге вырос заместитель главного врача, Дмитрий Михайлович – грузный мужчина сорока пяти лет с вечно кислым лицом. Заносчивый, истеричный педант, мечтающий о непременном поклонении царской персоне. Я узнала его по силуэту. Секунд на пять доктор замер, идентифицируя свернувший комок, как человека. Властно спросил: