– Мишка, – обращались шёпотом они ко мне, – давай смотреть по очереди и не очень долго. – Я уступил место наблюдения братьям и потрясённый отошёл в сторону, особенно удивлённый тем обстоятельством, что не потерял интереса к картинке в маленькой дырочке для подглядывания, а напротив, этот интерес у меня только усиливался, несмотря на забавную позу женщин в туалете и неприятный запах. Этот неприятный запах уличных сортиров всю оставшуюся жизнь непроизвольно вызывал у меня эрекцию… Это открытие тогда шокировало меня, маленького мальчика. Силу желания смотреть на грушевидный голый зад взрослых женщин не могло поколебать ничто.
Через пять минут в этот же туалет зашла моя мать. Мои братья отползли от туалета. Необъяснимо почему ни я, ни они не захотели подглядывать за моей матерью. Мне это было противно, а братья, возможно, постеснялись меня. Уже взрослым я не мог согласиться с Фрейдом, который полагал, что Эдипов комплекс присущ всем сыновьям, которые желают близости с родной матерью в пику отцу, однако я, кроме отвращения, от воображаемых «инцестуозных побуждений» к родной матери, никогда ничего не чувствовал. Я не мог подглядывать за родной матерью тогда в туалете – мне это было отвратительно до тошноты. Потом в туалет пришла тётя Наташа, – об отсутствии общей крови с которой я тогда не ведал, – и здесь я почувствовал, что за ней подглядывать мне не казалось противно, как за любой чужой женщиной, и мы, все три брата, не сговариваясь насладились видом голой задницы нашей младшей неродной тёти, которая была старше нас на какие-то десять – пятнадцать лет. Потом мы ещё долго подглядывали за подвыпившими женщинами. По умолчанию, мы почему-то не могли подглядывать за своими родными матерями, а ещё за двумя очень жирными и бесформенными тётками из компании гостей.
Наконец, мы насытились живыми сексуальными картинками и пошли в дом обедать. Родители заставили нас помыться в самодельном уличном душе, потому что все мы оказались вымазаны в огородной земле и траве. После душа нас усадили на застеклённой веранде при доме, чтобы мы не слышали разговоров взрослых гостей, которые часто рассказывали похабные анекдоты, так как торгаши никогда не относились к изысканной публике. Нам принесли сначала осетровой ухи, затем со стола взрослых принесли половину запечённого молочного поросёнка, потом принесли большие бутерброды с маслом и чёрной икрой. Чёрной икры в зале на гостевом столе стояло огромное фарфоровое блюдо. Когда кто-то из женщин, которых мы недавно голыми разглядывали в туалете, заходил к нам на веранду, то мы не могли сдержать смеха, который непроизвольно вырывался с крошками из наших полных ртов.