Позже я научился другим приемам, но ни один из них не был так важен, как это первое открытие, которое раз и навсегда показало мне, насколько искусство превосходит природу.
* * *
После нескольких месяцев учебы в Афинах я услышал о клубе, где университетские профессора и некоторые студенты встречались и разговаривали на классическом греческом языке. Ошибка или даже неловкость выражения были преданы анафеме, и из этого почтения к языку Платона и Софокла выросло желание сделать современный язык максимально похожим на древнегреческий. Конечно, невозможно вернуть в обиход сложный синтаксис. Многочисленные частицы тоже были потеряны навсегда. Но члены клуба старались использовать слова в их старом значении как можно точнее, так, что даже сегодня Ксенофонт мог бы читать ежедневную газету в Афинах и без труда понять прочитанное.
Эта идентичность стала возможной только потому, что разговорный язык греков (e koine dialektos) в течение многих веков существовал бок о бок с литературным языком. Разговорный диалект был сохранен в Новом Завете и в церковных службах. Поэтому ученым и грекам-энтузиастам было не сложно сохранить язык простого народа и язык Платона. Насколько это возможно, конечно. Впрочем, народ этот столь необычайно умен, что даже крестьянин, который всегда называл лошадь alogos – «безмозглая», знает, что «иппос» – более подходящее слово для того же животного. И хотя распространенное произношение не совсем соответствует классическим временам, все же оно намного ближе к античному произношению, чем любое английское. Современный грек правильно использует свои акценты, и любой, кто научился воспринимать древнегреческий язык на слух, может оценить ритм классической греческой поэзии и прозы гораздо лучше, чем любой ученый, который читает только в ритме длинных и коротких слогов.
Думаю, что именно Райкес[83] рассказал историю, которая проиллюстрировала для меня одну из сторон греческих амбиций. Профессор Блэки[84], известный шотландский историк и филеллинист[85], приехал в Афины в гости и выступил в Пирее. Райкес отправился послушать его вместе с выдающимся университетским профессором, одним из лидеров движения греков за освобождение. Некоторое время послушав речь Блэки, профессор сказал Райкесу:
– Я даже не представлял, что английский язык столь красив.