Слегка запечённые двери и стены.
Сгоревшие брёвна, кусты и дрова.
Скелеты берёзовой рощи, избушек.
Спалённые груды людей и быков.
Истлевшие рвы, поросячие туши.
Лежащие чучела коз и коров.
Обугленный край, где стволы, как иголки.
Лесная посадка, как будто метла.
Змеится дымок то узорно, то тонко.
Минувшая драка сгорела дотла…
Рассыпчатый кайф (релаксант и отрада),
похожий на сотню щепоток надежд,
сносящий всё веером: башню ограды,
хоромы усталости, грузы одежд;
вносящий поток кокаиновых вкусов,
пленяющий вьюгой зефирных сетей,
питающий тёплым и лакомым муссом,
обвеявший ветром из чувств и идей,
дарящийся каждою порой и крошкой,
душистыми граммами, сказкой святой,
аж весь от макушки до пят, до ладошек
блаженствую тяжкой, телесной душой,
дающийся всячески, до всеотдачи,
с различием доз, постоянствами сил,
поверивший в воина, возможность удачи
меня приютил, обогрел, оживил…
Наталии Воронцовой
Средь русской тоски, вечнорусского пьянства,
чеченских смирений духовности, тел,
таджикских немытости, дури, бахвальства,
китайской поспешности, знающей цель,
арабских дельцов, украинских танцовщиц,
монгольских бывалых, чудных пастухов,
иранских певцов, азиатских парковщиц,
абхазских торговцев с цветками духов,
кавказских свобод и грузинских чиханий,
еврейской рутины, турецких речей,
армянского смеха, киргизских блужданий,
цыганских мамаш, попрошаек-детей,
японских певиц, белорусских кухарок,
французских, германских дельцов, болтунов,
юнцов чернокожих и наглых татарок
бытую страдальцем, почти молчуном…
Напрасная жизнь и идущая смерть
Приму свою боль – наказанье за что-то,
возлягу на смятую простынь, в тени,
уйму распирание, жжение, рвоту,
вникая в позывы извечной вины.
Эх, жаль, злополучная выдалась доля!
Она мне попортила много крови.
Житьё завершаю в потугах и болях,
по жизни не зная веселья, любви.
Бессильные боги, врачи и шаманы,
увы, не сумели спасти и помочь,
хотя выворачивал душу, карманы,
хотя умолял, был к здоровью охоч!
Умру поутру без долгов, ещё честным,
отправлюсь в могилу по воле причин.
И мне прокричат поминальную песню
горластые вороны или грачи.
По вымытым банкам, бидонам, кувшинам,
надетым на колья заборной гряды,
что равен двум целым, не дробным, аршинам,
дождинки стучат на любые лады.
На клавишах листьев, бордюров играют
и лижут так метко стекляшки окна