взиравшему в суть стихотворных глубин
во чреве вечерних теней магазина,
искавшему золото строк меж рутин.
И гостья вдруг стала хозяйничать робко
под рамой софитов и ламп золотых,
у листьев паласных, разложенных стопок,
ища возжеланный узор средь иных.
Вмиг крышечки-скобки бровей распрямились,
улыбка вселилась, стал разум светлей.
И барышня эта слегка полюбилась,
и ход мой направился к ищущей ней…
Наталии Воронцовой
В далёком, нецивилизованном веке
Веселье и детские вскрики ребят,
растяжки на школьных, потрёпанных стенах,
арендные вывески, низкий детсад,
на ценниках длинные, ложные цены,
дрянные карманы простых работяг,
жиры обнаглевших блюстителей власти,
придуманный, вбитый в сознания враг,
экранная дурь и народные масти,
немытые улицы, рваный асфальт,
бесцельность свободы и рухлядь хрущёвок,
бродячие псы и старинный базальт,
края продавцов и трибунных речёвок,
согласье с вождём и рублём из казны,
солдатская удаль, смешки патриотов,
цветенье моей тридцать пятой весны
на фоне летящих на бой самолётов…
В осадном кольце за равниной
В осадном кольце за равниной,
под пышностью свежих стогов,
в песочно-еловой долине
мы терпим метанья врагов.
Стреляют, бомбят хаотично,
крушат этот лес наугад,
копают совсем неприлично,
как будто хотят вырыть клад;
корчуют кусты и деревья,
кромсают тела и Эдем,
ломают места и предместья,
наносят увечья всем-всем
и рвут там, где юно и тонко,
и роют в болоте, средь суш.
Пока ж достают потихоньку
жемчужины воинских душ…
Среди застеклённых советских "теплиц",
окрашенных рам и завешанных окон,
кирпичного дома, где старости лиц,
одно только место – раздетость балкона.
Он, как голубятня напротив меня,
открытая горсть для кормленья пернатых,
бетонно-стальное гнездовье в тенях,
помойный контейнер средь улиц и сада.
Хозяин их кормит, но людям в ущерб.
Перила увенчаны сизою стаей.
Помог бы отстрел и отравленный хлеб!
Но жалко птиц мира в преддверии мая!
Чудное, прекрасное место в тиши,
где мило воркуют крылатые леди,
где злятся на всех сизарей этажи,
где засраны окна у нижних соседей…
Опять я в борделе сливаю заначку
и сумму, что выдали мне час назад
на нужды семьи и на выплату прачке.
А я выпиваю средь девок, как гад.
Устал от всего: нелюбви и рутины,
пелёнок и криков, и жирной жены,
начальника – наглой и жадной скотины,
и комплексов детства, и давней вины.