руной грёз из талых вод,
растянулось рукоделье
затяжных мохнатых гроз.
Коды памяти открыты,
отстегнули слова синь
и упали в отраженье
отражением любви…
ах, если бы, ах, если
переписать блокнот печальных откровений,
где гласных долгота, согласных – глубина,
перекричать тоску субботы с воскресеньем,
и понедельники по пятницам считать,
перемечтать мечту, за море закатиться,
где влажные круги по тонкости воды,
где белые киты катают смуглолицых
на берегах своих огромных гладких спин,
перелатать себя до осени смазливой
в тонических стихах под хрупкостью дождя,
и прятаться в саду влюблённых ощущений
по тёплой широте одной большой души,
илсе ха ыб, илсе…
Жёлтый зной во днях кудрявых,
У печали тонкий стан,
В небе ткани поменялись
На дырявый белый хлам.
У теней краснеют щёки,
Берегов бежит песок,
Муравьи под подорожник
Прячут рыжее тепло.
У полыни вянет запах,
У степей свободный ню,
Ветер смотрит в южный запад,
Вязнет в сухости восток.
Излохматилось пространство
Перевёрнутых котлов,
На земле шипит янтарство,
Мысли просятся в ночлег
Под неправду звёзд скрипучих,
На холодный океан.
Плавит Агни сердце, душу…
Айсберг милый, где ты? Там?
В избытке немота да загнанное лето
в утиль ещё одной непрожитой любви,
и хочется забыть заветные желанья,
пока другие сны рождают бытие.
Жизнь прожита насквозь космической тоскою,
пустынник и изгой мне подарил себя,
научена варить из грусти суп про море,
и получать тепло от лунных дочерей.
Возвестник божьих дел диктует постоянство:
мой херувим устал от ветра перемен.
Вдеваюсь тенью дня в ушко иглы пространства,
в котором всё трудней существовать, светлеть…
Когда мне опротивеет тьма,
тогда, быть может, я заговорю,
сейчас же сею маревую марь
вокруг себя, и тихну тишиной.
Покой ночей заброшенный шалаш
на долготе назад идущих снов,
у смеха смех – украденный размах,
у воли воля – ратующий ор.
И пусть в себе я заключаю жизнь,
похожую на бледность января,
не выпаду осадком снежных букв
на куклость мира, на улыбку Джа.
Быть может я молчком заговорю?
Н о е с л и о п р о т и в е е т т ь м а.
От послезавтра до вчера
болотно мякнет звездочушь,
земля хоронит мощь воды
с великовозрастной хвоёй.
Налёт сакральный на ветру,
со вкусом солнца неба чип,
твердеют сочности лета,
важнеет камень, стынет миг.
Харизма слова вертит голь,
у Бога уши в облаках.