– Где? – встрепенулся я.
– Да везде! – недовольно буркнул он, переводя на меня взгляд. Нахмурил лоб, затем слегка улыбнулся и уже мягче, и дружелюбнее добавил: – Глаза-то подними.
Я нехотя оторвался от гипнотизирующего танца пламени костра, оперся на обе руки, запрокинул вверх голову и тут же замер, раскрыв рот и затаив дыхание. Тысячи мерцающих огоньков пронизывали густую чернеющую темноту. Срывались с насиженных мест, оставляя после себя ярко-белые полосы, стремились обогнать друг друга, и через мгновение гасли в прозрачном море тишины над верхушками заснеженных гор. Казалось, будто весь мир – животные, птицы, разумные и даже растения в одночасье, смолкли, уняли привычную суету, чтобы в полной тишине насладиться этим потрясающим зрелищем, когда небосвод наполнялся жизнью, делал глубокий вдох и вновь становился неподвижным, ещё некоторое время храня в себе тепло и следы погибших звезд.
– Это… Это завораживает, – практически не шевеля губами, процедил я.
– Да, – вздохнул Тамиор, – ещё бы понимать, чего ты там бормочешь.
– Красиво, говорю, – выпрямившись и разминая затекшую шею, произнёс я.
Мой спутник как всегда добродушно и широко улыбнулся.
– А ещё это означает, что мы с тобой торчим в этих треклятых горах аж с прошлого года, – заключил он.
– Как это? – встрепенулся я и непонимающим взглядом воззрился на товарища. – Не может быть. Всего же несколько дней прошло.
Белобородый весело хмыкнул и повалился на спину.
– Не спеши пугаться, храбрый воин, я пошутил, – довольно осклабился он. – Такой звездопад случается только в ночь смены лет. И мы с тобой волею судеб оказались достаточно близко к этой загадочной красоте. Надеюсь, мы успеем вернуться в город до того, как местные стражники опустошат все запасы канрийского эля в нашей любимой харчевне в честь данного события. – закончил он и придвинулся поближе к огню.
– Интересно, как чародеи-звездочеты назовут этот год? – задумался я.
– Может, годом жадного барсука? – предположил Тамиор.
– Почему именно барсука и почему жадного?
– Потому, мой простодушный друг, что, как раз перед отправлением на охоту, я покупал припасы на рыночной площади и был обсчитан торговцем по имени Пиру ровно на три золотых и три серебряных монеты. Проклятый барсук, – нарочито гневно процедил сквозь сжатые зубы бородач. – И ведь в который раз! – возмущенно продолжал он. – Теперь я точу обиду на всю расу канри. Как вернёмся, пересчитаю ему все ребра, что отыщу под шерстяной шкурой.