И я решил действовать.
Для начала я поставил перед собою две цели:
– протоколировать результаты своих исследований таким образом, чтобы не отображать в них «точки возможного роста „ядовитых зубов“»;
– вырваться из этого «бункера» и положить конец разработкам сумасшедшего гения.
Решение первой цели я с треском провалил.
После первой же попытки отойти от фотографической точности протоколирования полученных результатов, «Сам» вызвал меня на «беседу». Оказалось, что к каждому работнику приставлены не только «наблюдатели-визуалисты», но и «контролёры-аналитики». Последние проверяют составляемые нами протоколы на предмет их соответствия получаемым результатам.
«Сотрясатель Основ» объявил мне безо всякого «этического кокетничанья»:
«Если неточности протокола результат небрежности, то пусть это больше не повторяется. Иначе я тебя «утилизирую» как непригодный для меня материал. «Утилизация» будет произведена быстро и безболезненно.
Если в этом будет выявлена преднамеренность, я отдам тебя на растерзание моим подопытным крысам. Их пир я буду часто прерывать, чтобы растянуть его на много-много дней».
И я снова услышал его громкий смех, в котором бурлило и ширилось прогрессирующее безумие.
Оставался только план «B».
Я должен был что-то придумать для того, вырваться из надёжно охраняемого «бункера», миновать три окружающих его кольца бдительной охраны, добраться до силовых структур специального назначения, убедить их в том, что…
«Да кто же мне поверит?!»
Мало того, что мне не удавалось додуматься, как можно «вырваться» и «добраться», я ещё менее представлял, как можно «убедить», если против этого непробиваемой стеной стояло отсутствие у меня пресловутых «неопровержимых доказательств», без которых никакие решительные действия предприняты быть не могут.
Я снова вспомнил свой первый укол тревоги, когда меня подвезли к мощной бетонной конструкции, оказавшейся вершиной огромного и зловещего бетонного айсберга. Снова вспомнил слова, которые «слышались» мною в источающих этим бетонным монстром флюидах:
«Назад пути не будет!»
Но отказываться от своего трудно осуществимого плана я не собирался.
Единственным существом с человеческим лицом, которое встретилось мне в этом кошмарном «бункере», была «гейша». Она же оказалась единственной, к кому бездушный и бесноватый «Сам» питал нежные отцовские чувства. Все остальные были у него лишь «материалом» для реализации его засекреченного и «неэтичного» замысла.