– Скоро поедим, – чешу за маленьким ухом. – Молочка…
– Молочка не надо… – летит из открытых дверей лаборатории. – Воды, и корм сейчас подберем.
Вцепившись когтями в джинсы Никиты, забирается на его бедро. Протянув руку, он чешет длинными пальцами черную макушку.
Маленькое помещение приемной заполняете довольное кошачье мурчание.
Кусаю губу и улыбаюсь, посмотрев на Никиту.
Ловит мой взгляд, продолжая баловать котёнка. Мое дыхание останавливается. Он так близко, что у меня опять начинается. Ступор и все прочее. Глаза сами падают на его губы. Полные и застывшие в полуулыбке, а его глаза вдруг падают на мои губы.
Все краски стекают с лица, и сердце замирает.
Резко выпрямившись, Барков вдруг становится самим собой. Отдирает от своей штанины Черныша, и вручает мне, вставая.
– На улице жду, – бросает, прежде чем хлопнуть дверью.
Поджав подрагивающую губу, смотрю на котёнка.
– Ну и проваливай. Больно нужен.
***
Окна дома подозрительно не горят. На первом – только в коридоре, а на втором вообще все черное. Обычно у Барковых на электричестве не экономят. У них вообще ни на чем не экономят, и я не думаю, что сыну известного бизнесмена когда-нибудь приходилось выбирать между новыми ботинками и поездкой в летний лагерь, скорее уж между БМВ и Мерседесом на день рождения, но и это вряд ли. Своему сыну Игорь Николаевич не отказывает ни в чем. Вообще-то, они больше похожи на друзей, чем на отца и сына. Никита родился, когда его отцу было восемнадцать. Они с его матерью давным-давно в разводе, ну а на меня ему в основном плевать. Кажется, он иногда забывает, что я вообще существую.
– Где все?.. – спрашиваю грубо, не глядя на него.
Черныш притих на моей груди. Он вообще крайне молчаливый.
– Днюха у Бродсмана, – бросает Барков в ответ.
Странно, что он вообще мне ответил. Видимо влюбленных в себя дур он за людей не считает.
Мама мне ничего не говорила о своих планах. Удивительно, что она успела попросить его за мной приехать. Такое внимание к деталям не ее конек, в основном она думает, что все всегда происходит само собой. Обычно за себя я все продумываю сама. За себя и за нее. Иногда мне кажется, что это ей девятнадцать, а не наоборот. Просто она такая… легкая, воздушная и не от мира сего. Я очень ее люблю. Такой, какая она есть, но иногда не до конца понимаю, как мы выжили с таким отношением мамы к жизни. Видимо, ее тактика работает. Все в нашей жизни и правда происходит как-то само собой.