Являлась ли все таки любовь проявлением слабости на самом деле или же это выдумка разбитого человека? На подобные вопросы разум давал навязчивый ответ, воспроизводя в памяти моменты моей былой уязвимости, когда дорогой человек становился оружием против самой себя, безжалостно исторгающим пули в самое сердце.
Откидывая докучливые мысли прочь, я изучающе обвела глазами Даву, все ещё внутренне дивясь загадочности его души. И что-то притягивало меня к нему, словно оказался он недостающим пазлом в общую картину, но страшась этого неотступного ощущения, больше всего поддавалась я недоверию, пусть даже и неоправданному. Удивлял, манил его пылкий интерес ко мне, а одновременно с этим заставлял сторожиться, как затаившаяся в кустах остролиста мышка.
– Я очень удивлена, что рискнула поделиться с тобой не самыми приятными моментами своей жизни, – неожиданно выпалила я, решившись вслух озвучить вереницу своих мыслей.
– Знаешь, во многом я не смог открыться даже своим близким, но тебе почему-то доверился, – обронил Дава, а мои рёбра защекотало от лёгкого смущения.
Не могла я теперь бесстрастно истоптать его душу, раз он столь уверен в моей добросовестности, но и подпустить ближе безмерно боялась, дабы не изранить и его, и саму себя.
– Не могу сказать, что тоже доверилась, – честно ответила я, внимательно посмотрев на Даву, опасаясь уловить хотя бы единственную капельку обиды в его глазах. Но его лицо оставалось невозмутимым. – У меня огромные проблемы с доверием к людям. Взялась за дурную привычку искать в каждом человеке коварство, чтобы во время выпустить из под спины иголки, прямо как лесной ёж.
– Ты словно вечность находишься в оборонительной позиции, но разве сейчас есть от чего защищаться? – спросил он, но я непреклонно сочла этот вопрос за риторический.
Повисла тишина, мои мысли вновь превратились в цепкую паутину. И не озвучила я своей опаски ко лжи и корыстным людям, не огласила тщетных попыток сохранить себя от лихорадки, приносимой теми, к кому однажды неравнодушно лежала моя душа. И тревога, столь трепетная, что порой мое сердце стучало быстрее пойманной птицы, воссоздавало негативные голоса в голове, но я знала, что это горькое восприятие своего болезненного прошлого.
– Создай свое маленькое окружение и не подпускай к себе лишних, – таков закон моей жизни. Когда от меня уходили люди, я сожалел лишь некоторые дни, но не более, так что моё сердце практически непоколебимо. Я научился забывать, будто ничего и не было, захватывая с собой лишь багаж опыта, – неожиданно заговорил Дава, да так хладнокровно, что я едва удержалась, чтобы не отпрянуть.