– Кого из них? – холодно шепчет индеец.
– А тебе все равно?
– Нет. Уже нет.
Индеец опускает взгляд на белокурую головку, покоящуюся на его руке. Суровость сползает с его лица, словно пугливая согнанная тень, глаза поблескивают влагой накатывающих слез.
– Господи… Бедняга! Тито, я так виноват перед этим малышом! Мне и жизни не хватит, чтобы искупить вину. Я никому его больше не отдам. Никогда. Готов сделать все, что угодно, лишь бы он простил меня! Я молюсь, чтобы он забыл, что это из-за меня…
– По-моему, сейчас нужно в первую очередь молиться, чтобы он выжил, – тихо перебивает его профессор, уставившись на дорогу, – Если он выживет, молись, чтобы он оказался нормальным. Этот малыш был свидетелем того, как мы убивали его родных, и сам пережил такие ужасы, что даже трудно представить. Чудо, если после всего этого, он сохранит хоть крупицу рассудка. Ты сам видел, что творилось с ним пару часов назад. Он не говорит и не понимает. И я не уверен, что он сможет когда-нибудь научиться этому. Но если это произойдет…если он хотя бы начнет понимать…Тогда и решим, что он должен помнить, а что ему будет лучше забыть.
– А ты сможешь…? – тихо спрашивает индеец, но не слышит в ответ ничего, кроме разочарованного вздоха и всхлипа.
Снова проверяет пульс мальчика, подносит руку к его носику. Как утешает это легкое дыхание – этот едва ощутимый теплый ветерок, крадущийся по коже руки! Робкие потуги ухватившейся за соломинку жизни…
Держись, маленький, ты должен выжить! Мы справимся! Все для тебя сделаю! Слышишь? – Все! Только дыши, сынок! Просто дыши, мой милый…
– Как же все-таки его зовут? – проговаривает Хакобо, – мне бы хоть это узнать.
– Да как уже узнаешь? Вряд ли, этот урод называл мальчонку по имени.
– А ты сам, разве, не… Я имею в виду, разве, МакЛейн тебе не говорил?
Угрюмо и молча профессор мотает головой.
– Ладно. Ну, раз я даю ему новую жизнь, значит, дам и новое имя. Отныне он – …
Террористы?
Мы террористы…
Нет, это не звучит гордо. Это звучит… нелепо.
С яростью комкаю и выбрасываю в ведро так не вовремя попавшуюся в руки газету. Гашу свет. Возвращаюсь в постель.
И без того кошки на душе скребут, а тут еще это – «террористы»…
Я даже не понимаю, что эти журналисты хотят сказать, обвиняя нас в терроризме.
Террорист – от слова «террор» – страх. Мы не ставим свое целью запугать. Мы по-прежнему лишь хотим освободить народ. Дело не в так называемом «терроре» – дело в тиране.