– Где жил?
– Да жил-то много где, но лучше спросить когда.
Софа на минутку задумалась, видать о своём, о девичьем, но затем ожила и спросила:
– Когда ж ты жил?
Я с улыбкой взглянул на неё. А-а, была не была!
– Родиться я должен почти через столетие, а до попадания сюда прожил пятьдесят шесть лет.
А прокурорский взор не меняется.
– Как к нам попал?
– Не знаю. Уснул там – проснулся здесь.
– Ритуалы какие справлял?
– Да никаких ритуалов…
Тут я замер: а ведь не знаю, проводились какие-нибудь ритуалы, пока моё сознание в отключке пребывало, или нет. Может, пьяные реконструкторы вокруг меня весёлую джагу-джагу сплясали и псалмы во славу Бахуса[9] пропели? За лучшую жизнь, так сказать. А Вадик при этом в ритме вальса постреливал в воздух ну о-очень холостыми зарядами.
– Впрочем, я был пьян и не видел происходившего перед переносом.
– Переносом?
– В будущем перемещение сознания из одного человека в другого станут называть переносом.
– У вас это часто деется[10]?
– Нет, не часто. Наоборот, многие считали перенос невозможным, я тоже. Разумеется, ходили слухи, будто такое случалось, но доказательств-то нет. Писатели в романах, конечно, не раз его описывали, но каждый по-своему.
– А с Мишкой что?
– Не знаю, я с ним не общался.
– Что с ним могло случиться? Какие о том у потомков суждения сложились?
– Ну… коль я его не ощущаю, то он или хорошо спрятался – в этом случае есть вероятность его возвращения, – или ушёл навсегда, например в моё тело.
Она отвернулась и склонила голову.
– Ох, Мишка, Мишка! Боялась я за него. Слишком он всполошный[11] был. – Немного помолчав, знахарка продолжила: – Слыхала я об этом переносе, Галина рассказывала.
– Софа, э-э… ничего, если по имени буду обращаться?
– Наедине обращайся, а на людях зови Софья Марковна.
– Понял. Скажи, а можно ли связаться с ушедшим? Хочется узнать, что же с Мишкой произошло.
– Связаться можно, только нынче нельзя его тревожить. Время ему дать надо, пусть горячка уляжется.
– Что ж, так и поступим.
– Значит, тебе пятьдесят шесть лет. То-то ты нас с Машкой в оборот взял.
Да уж, кто кого взял в оборот, ещё вопрос. Я вон молчать думал в тряпочку о попадалове, а меня растрясли как грушу.
Приглядевшись на дневном свету, я уже сообразил: Софьин возраст вчера определён неверно, старостью тут и не пахнет. По виду ей от тридцати пяти до сорока лет или чуть-чуть больше. Хотя это для той жизни, в данном времени всё иначе, и к тому же проживание в лесу должно было свой отпечаток наложить. Да и тёмные круги под глазами, скорее всего, из-за моего лечения появились. А лицо красивое, точёное, нос прямой. Глаза ярко-зелёные. Из-под платка тугая коса по спине струится. Волосы каштановые, с заметной рыжинкой. И грудь… хм… есть.