которое тут же рассеялось, появилось
небольшое рогатое существо.
— Всего лишь бес? —
разочарованно протянул демон, пряча нож и деловито отряхивая
руки.
— Ты бы повежливее,
сородич.
— Это я тебя призвал. Захочу
повежливее, будет повежливее. А не захочу...
— Ладно, ладно, не пугай. Твоё
дело, как со мной говорить. Но я не «всего лишь». Я прокачивался по
ветке Очей Инферно. А она исключает улучшение до импа.
— Око? Тогда ты и правда то, что
мне нужно. Предлагаю сделку.
— Слушаю.
— Ты находишь для меня человека.
И я тебя отпускаю.
— Клянёшься багровым солнцем и
серными тучами? И оставишь меня в верхнем мире?
— Клянусь багровым солнцем и
серными тучами, что когда ты найдёшь для меня Василису, дочь
Путяты, я отпущу тебя на свободу и оставлю в верхнем мире.
Следующий день для меня начался,
когда солнце ещё только начинало подкрашивать облака в розовый.
Несмотря на ранний подъём я чувствовал себя на удивление бодрым и
отдохнувшим.
Сальвия мирно сопела лежа на спине,
безжалостно придавив свои изящные полупрозрачные крылышки, которые
при близком знакомстве оказались не такими уж и хрупкими. Опытным
путём было установлено, что они безболезненно выдерживают не только
вес своей хозяйки, но и меня в придачу, и переживать об их
кажущейся хрупкости точно не стоит. И это не говоря о том, что за
них было очень удобно держаться, причём сама фея воспринимала это
как должное и не выказывала признаков неудобства или
недовольства.
Да... Крылья неожиданно оказались
очень интересной штукой. В моменты наивысшего наслаждения фея
теряла над собой контроль и начинали хаотично дёргать ими. В первый
раз это меня напугало, но когда Сальвия объяснила, что так и должно
быть, я начал воспринимать это как должное и как удобный индикатор
её «кондиции». А то, что крылья позволяли ей зависать в воздухе,
дополнило мою внутреннюю камасутру такими позами, которые я раньше
не мог представить даже в самых смелых фантазиях...
Легко перемахнув через спящую
девушку, я уселся у входа в наше временное жилище, свесив ноги
наружу, и стал наблюдать за пробуждением леса, наслаждаясь
прекрасным утром. Вокруг всё так же шелестела листва, пели птицы.
Тени постепенно уходили, истончаясь, свет менялся с красноватого
утренне-закатного на обычный дневной, и расползался всё больше и
больше, прогоняя остатки ночного сумрака. На траве сверкали, будто
драгоценные камни, капельки росы, кое-где можно было различить
блестящие нити паутины. Прямо на глазах раскрывались бутоны полевых
цветов, вокруг которых деловито гудели мохнатые шмели и пчёлы. Мимо
с жужжанием по каким-то своим делам проносились жуки и мухи.