Как-то, набрав в лесу корзинку черники, Нюра опаздывала домой, понимая, что и так заругает её бабка за неубранный двор. Но разве можно возиться весь день во дворе, когда на просеке ждёт заповедная ягодная полянка? Третьего числа егоза бегала посмотреть, не поспел ли урожай. Проходя мимо берлоги Беды, она увидела брошенные у забора вёдра – и пятна крови, ведущие к рассохшемуся крыльцу. Сама не понимая, что делает, движимая лишь беспокойством за этого страшного сурового мужика, Нюра влетела внутрь, не чувствуя под собой ног. Саня был мертвецки пьян и спал на тахте. Пол, майка, промятый матрас были покрыты бурыми пятнами. Корка запёкшейся крови делала его лицо похожим на маску из фильма ужасов.
«Дядя Саша, проснитесь, дядя Саша, что c вами?» – Нюта, осмелев от испуга, потрясла спящего за руку. Саня всхрюкнул, замотал головой и c трудом продрал глаза. «Чё-чё, хрен через плечо, поскользнулся я, упал. А что, нельзя? И вообще, пошла отсюда, татарва мелкая», – прохрипела маска.
Девчонка выскочила вон c горящими щеками и слезами, вот-вот готовыми сорваться c ресниц, и, чтобы не разрыдаться, сильно себя ущипнула. Безотказный метод сработал и теперь. Стоя посреди двора этого чужого для неё человека, она переживала абсолютно непонятный ей спектр эмоций. Здесь были боль и обида, едкие, будто кислота, но сквозь них, непреклонно и назло всему, как одуванчик через асфальтовую трещину, пробивался росток нежности. Уже на пороге своего дома она поняла, что чернику со страху забыла у Беды. «Ну и ладно, – Нюта гордо встряхнула кудрями, – от бабки достанется в любом случае, a ему черника нужнее, a то ест чёрте чё».
Вынырнув из воспоминаний, девочка вылезла из сена, неспешно отряхнулась и, подумав, стянула с себя платок, чтобы накрыть им коробку с котятами. «Уж я-то и так добегу, а они замёрзнут». – И, поёжившись, припустила к дяде Саше.
Уже возле околицы Нюра поняла, что случилось нечто необычное: cо времени переезда из города к бабке она не видела столько людей и машин сразу. Возле дома Беды собрались не только все жители Курая: здесь был и местный участковый, и несколько врачей в белых халатах, курящих чуть поодаль особняком и беседующих c Андреем Ивановичем. Над деревней вдруг раздался плач, больше похожий на вой раненого животного. Из дверей облупленного домишки выходила Калмычиха. Зажмурив глаза, нервно комкая шаль, широко распахнув рот, она выводила высокую ноту, полную ужаса, боли и отчаяния. Казалось, этот звук никогда не оборвётся и будет плыть, разносясь всё дальше и дальше… Нюта хотела подбежать к бабушке, обнять, прижать к себе, но ноги будто приросли к земле. И вдруг Калмычиха замолчала, всхлипнула как-то жалко, по-бабьи, и над Кураем повисла звенящая тишина.