– Ты не из обидчивых, я знаю. Как думаешь: кто это мог сделать?
– Черт его знает. Либо идиот, либо новенький. Раньше такого не было.
Оба они, как по команде, посмотрели на меня. Я старался сохранить спокойствие, хотя так и не понял, почему занервничал.
– Напрягся, – сказал Гранчи, кивая на меня. – Еще и вид делает, будто ничего не знает.
В ночной тишине я услышал стук собственного сердца.
– Говорю, отстань от бедняги. Видно же, что он ни причем. Ставлю на старого, которому все осточертело.
– Да я шучу, защитничек, – Гранчи похлопал Гадулу по плечу. Тот невольно сощурился. – Роддер, буди этого соню. Наша очередь отлеживать бока. Хотя, какой там. Полжизни бы отдал, чтобы остаться сегодня в городе.
* * *
Запахи в столовой сводили с ума. Гранчи говорит, к нормальной пище привыкнешь не сразу. Ему потребовалось три цикла, чтобы начать наслаждаться едой. Как будто рецепторы от всякой дряни настолько притупились, что не могли раскрыть истинного вкуса. Но в один из дней, когда, по привычке, уминая свою порцию, словно участвуя в соревнованиях по поеданию на скорость, Гранчи вдруг ощутил разливающееся наслаждение, а вместе с ним и стекающую в уголке рта слюну.
Страшно подумать, чем он питался до этого.
Моя адаптация, по-видимому, проходила куда быстрее, потому что я ел с удовольствием, иногда закрывал глаза, пытаясь усилить ощущения. И почти никогда не разговаривал, в отличии от того же Гранчи.
В такую рань в столовой находились только постовые, точно такие же, как и мы смотрители, доставленные с рассветом с рубежей. Я здоровался с ними, но ничего не узнавал. Стеснялся спросить, как прошел караул, не видели ли они чего необычного, других людей. Не произошло ли каких происшествий. Сами постовые тоже не охотно вызнавали от меня новости. Для этого имелись Гранчи и Гадула. Всю информацию я получал от Гранчи. Он стал моим проводником в мире Саппалита.
Перед нами поставили тарелки с тушеными овощами и порубленным мясом. Чуть позже принесли кашу и разлили по стаканам чай.
– Я кое-что узнал.
Гранчи, дождавшись, пока нас покинет столовский работник, склонился над тарелкой. Говорил почти шепотом, так, чтобы слышал только я. Больше за нашим столом никого не было. Гадула и четвертый парень с караула, с которым я почти не пересекался, сразу отправились спать. Они никогда не завтракали. Говорили, плохо себя чувствуют, если уснут на полный желудок.