Да – вновь я узрела того юношу, тотчас осознав, что хватило и мгновения, чтобы красота его окончательно пленила меня и грех пустил в моей душе свои извилистые корни. Власа оттенка ячменного поля, обрамляющие его белоснежный лик, в сочетании с лазурью обездвиженных глаз и пурпуром сомкнутых губ пробуждали во мне те ощущения, которые я никогда не испытывала и теперь боялась признать. Очарованная порочно разыгравшимся воображением, тяжело дыша, я застыла склоненной над покойным подобно статуе, стремясь то ли превозмочь, то ли принять свое плотское начало.
И вот природная жажда созерцания обнаженной плоти возобладала надо мной, побуждая отречься от того, что свято, неприступно и неоспоримо. Влекомая и плененная ею, я резким движением руки сорвала с тела драгоценную ткань и отбросила ее прочь, дабы впервые увидеть его первозданную мужскую наготу, тем самым поддаваясь беснующейся плоти моей, истекающей влагой.
Кто знает, что произошло бы дальше и куда бы завела меня похоть, если бы не месиво, открывшееся моему взору – месиво, которое представляли собой грудь и живот юноши – в омерзительных ранах, с вывороченными наружу внутренностями. Меж ног убиенного покоилась посеребренная емкость, преисполненная кровавой жидкостью. В ней нашлось несколько игл, наподобие тех, что используют портные, а также моток размокших ниток. Судя по тому, что одна из них была воткнута в плоть покойного, некто до меня уже пытался сшить два лоскута его кожи, дабы перед погребением придать израненной плоти хотя бы видимость целости. Сей некто будто бы желал, чтобы я довела начатое до конца…
Воистину – сия панорама была моим спасением от греха, ибо телесная истома в одночасье прекратилась, уступив место отвращению, отчего мое естество преисполнилось скверной и обратилось к постыдной рвоте. И мне следовало славить Господа за сей исход, ибо эти страдания были самым малым из того, что я могла бы претерпеть за свои пагубные помыслы.
Немалое количество времени я потратила на то, чтобы привести плоть растерзанного юноши в благообразный вид, освоив вместе и портняжное дело, и искусство врачевания. Но это было только начало, ведь требовалось придать достойный, насколько это было возможно, образ и иным усопшим, коих под сими сводами было около пяти десятков. Более всего я нуждалась в чистой воде, дабы омыть хотя бы лица – у кого они все еще были целы. К вящей радости своей я решила эту задачу, отыскав в одном из дальних углов святилища уцелевший комод, где обнаружилась церковная посуда. Мне не оставалось ничего другого, кроме как расставить ее по всему храму в тех местах, где ее нутро могли наполнить редкие капли дождевой воды, попадающей в церковь сквозь уже упомянутую худую крышу. Как только одна из плошек наполнялась до краев драгоценной субстанцией, я стремилась как можно скорее обработать хотя бы одно тело и вернуть плошку на место, ибо дождь снаружи мог закончиться в любой момент, а потребность в воде была велика.