Посреди залы стоял широкий стол, уставленный простой деревянной посудой. Множество людей сидело за ним, но их силуэты были пугающе неживыми. Похоже, мертвенность сущего настигла меня и здесь: сколь ни пыталась я, мне не удалось заметить у присутствующих ни единого движения, услышать от них ни единого слова, сказанного как друг другу, так и мне. Да и в целом мое появление пред ними не произвело никакого впечатления. Ни на кого.
Прошло некоторое время, прежде чем проводник подвел меня к столу и, указав на грубый табурет, предложил мне сесть. Я приняла его предложение, а далее в воздухе повисло затяжное молчание, ибо никто из находящихся рядом по-прежнему не замечал ни меня, ни чего бы то ни было вообще. Все это продолжалось так долго, что мне показалось, будто бы я очутилась вблизи берегов Стикса, ожидая паромщика, который проводил бы меня в обитель мертвых. Это единственная аналогия, которой я могла бы описать происходящее вокруг в тот момент.
– Да сохранит Бог душу этой девы – Спасительницы усопших! – проговорил вдруг ледяным тоном некий человек по правую руку от меня. Его длинные волосы были заплетены в косу и казались чернее смоли. Его подбородок венчала борода, также заплетенная в тончайшую витиеватую линию, напоминающую хлыст.
Немного помолчав, загадочный муж поднялся со своего места, дабы продолжить свою речь:
– Время начать торжество! Да начнется оно во имя нашей гостьи, Господа и душ умерших, и ныне спасенных!
Произнесенная фраза была словно сигналом. Остальные участники трапезы вмиг очнулись от сковавшего их оцепенения, и жизнь, присущая тварному, наконец потекла по их жилам.
– Да сохранит! Да начнется! Во имя Бога и Девы, спасшей души убиенных! – вторили они своему вождю, под невзрачным плащом которого в отсвете свечей блестела кольчуга прекрасной работы. То был момент, когда кружки, наполненные медовухой, были подняты сими странными персонами ввысь.
Теперь настал мой черед поддержать присутвующих в их отраде, но, потянувшись за напитком, я увидела перед собой лишь кубок из кости, внутри которого было вино.
– Почему? Почему вы считаете, что я могу испить крови Христовой, когда не ведаю, имею ли я на это право? – вопреки логике момента воскликнула я, будто ведомая чьей-то посторонней волей. Мой голос перекрыл тогда собой все громогласие вокруг.