Готово: Витькину характеристику в папку, папку – в стопку с оформленными делами… Теперь дружка его закадычного, Бориса Холодова, охарактеризуем: «Учебный год окончил с хорошими и отличными отметками. Дома благоприятная обстановка для занятий. Контроль со стороны родителей хороший, родители стараются выполнять рекомендации классного руководителя относительно воспитания сына. Поведение мальчика в первой четверти – неудовлетворительное, в дальнейшем – удовлетворительное. Школьных кружков и клубов по интересам не посещает. Учится в музыкальной школе по классу гитары. Участвует в художественной самодеятельности, но в целом от общественной работы уклоняется. Переведен в девятый класс»…
Теперь… теперь… кого бы?.. Под руку попало «личное дело» противной девчонки Русланы Славгородской, избалованной дочки доцента-археолога, характеристика которой тоже была наготове, но Лариса Антоновна не успела даже раскрыть папку. Позади негромко стукнула дверь. Ярославцева обернулась, и у нее захолонуло сердце: у двери – руки за спину – стоял Рогозин. Стоял и молчал. И как-то странно смотрел на учительницу. Вроде вполне обыденная ситуация – подумаешь, ученик в лаборантскую зашел! Но для Ларисы Антоновны эта ситуация выглядела неестественной, и ей стало страшно: почему он пришел в школу, когда уже начались каникулы, да еще к классной руководительнице, с которой он не в ладах? Это не просто так!
– Что… – едва шевельнула она вмиг онемевшими губами.
Витька помолчал еще с полминуты, потом сделал один-единственный широкий шаг (профессиональное движение фехтовальщика) и, оказавшись рядом, вдруг осторожно, словно что-то хрупкое, положил на край стола хорошо знакомый ей летний детский костюмчик – синие шортики и сине-зеленую клетчатую рубашку с синей отделкой. Она все это время была в напряжении: что там у Витьки за спиной? Какой-то многообещающей была эта неизвестность (неприязнь-то была взаимной) … предвестником пакости какой-то… Ожидала, что в лицо вот-вот, пущенная сильной рукой тренированного спортсмена, полетит какая-нибудь лягушка… живая ли зеленая, дрыгающая лапами, или дохлая серая, с раздутым брюхом… состояние лягушки было для нее не важно – противно было бы в равной степени… Даже небольшое оружие типа ножа или пистолета ее не удивило бы (детишки-то у нас расторопные, мало ли чего в старых окопах за городом найти могут!) и, может быть, даже не очень напугало бы: убивать ее, конечно, ученик не стал бы, хотя стоять перед дулом настоящего пистолета было бы неприятно. Но – Димкина одежда?! Почему?..