В берлоге Гомер проводил много времени, ему случалось даже спать здесь. Часто сюда заходили Лилу и Саша, вместе они создали рок-группу «Треугольник»: Лилу играла на гитаре и была солисткой, Саша – клавишником, а бывало, и подпоет, Гомер за ударника. Когда не репетировали, то играли или обсуждали мировые проблемы, жуя М&M’s или грызя чипсы на уксусе, от которых их передергивало.
Это была самая хорошая часть его жизни.
Гомер осторожно снял дрессированную песчанку с пульта от телевизора и сунул себе под мышку. Ему нравилось чувствовать, как она там тихонько шевелится, и пусть он уже не был маленьким ребенком – все равно этот зверек был для него живой игрушкой.
Эта песчанка, которую ему накануне подарила Нинон, казалась еще проворнее прежней – ту ему преподнесли на семилетие, и она уже три месяца как окончила дни свои на этом свете. В тот день он, спрятавшись от нескромных взглядов, немного поплакал – ведь это маленькое существо так нравилось его отцу. А сейчас вот почувствовал, как ему хочется сказать что-нибудь ласковое зверьку, столько лет бывшему его другом.
Гомер нежно погладил медового цвета шкурку на спин ке маленького грызуна и вылез из машины, так осторожно закрыв дверь, точно это была хрупкая старинная драгоценность.
Порывы теплого ветра, как часто бывало, доносили до него эхо океанского прибоя, волн, разбивавшихся о прибрежные скалы неподалеку от дома Пимов.
Гомер с его воображением привык усматривать во всем вокруг нечто скрытое, чего не видит глаз и не слышит ухо. Форма облачка, полет стрекозы, щебетанье птиц… знамения, видевшиеся ему в этом, он истолковывал очень далеко от реальной жизни. Вот и сегодня, например, ветер пустился во все тяжкие, стараясь показать ему мир, который дышал, двигался, жил, как и он сам.
– Привет, Добрячок! – крикнул он розовому поросенку, возившемуся в загончике рядом с домом.
Добрячок повернулся к нему мордочкой, как всегда улыбавшейся, продолжая жевать не то картофелину, не то хлебный мякиш – не разобрать. Гомер с мамой нашли его на следующий день после того, как исчезли Давид Пим и шиба-ину Раймон. Они были в такой тревоге, что им не хватило ни сил, ни желания выяснять, чей это поросенок. Просто оставили его себе, тем более что за ним никто не пришел.
Первые два года Добрячка можно было держать в доме, он был совсем ручной. Нет, красавца Раймона он никогда бы не заменил, но и ему нашлось свое место.