Через неделю я выздоровел. Всю эту неделю дух антоновских яблок витал в мазанке вперемежку с бабушкиными рассказами из ее жизни, дедом Ерошкой, моим дедом, пахнувшим всегда сеном, сетями, передающим приветы от Карего – старого мерина, моего друга, оставшегося на далеком лесном кордоне в Моховом.
В одно из воскресений я упросил деда и бабушку взять меня с собой на Утевский базар. Я любил этот многошумный, разноцветный праздник. Там всегда происходили всякие неожиданные события. Случилось одно и в этот раз. На обратном пути уже, когда мы отъехали в своем гремящем фургоне от базара метров сто, дедушка, что-то приметив на обочине в пыли, остановил лошадь, слез с фургона. Через минуту он вернулся к нам, держа в руках огромную пачку денег, кое-как завязанную в пропылившийся серый платок.
– Ванечка, это ж беда какая, потеряли…
– То, что потеряли – это точно, только вот: кто?
– Много? – бабушка протянула руку к свертку. – Батюшки, да тут их ужас сколько! Убьются теперь до смерти от горя. Надо что-то делать.
– Кто сегодня коров да быков продавал, а? – дед начал вспоминать: – Горюшины корову яловую продали, они еще на базаре, Захар Гурьянов – быка полуторника приводил, но он сидит у сапожника Митяя разговоры разговаривает, было несколько зуевских, но они по другой дороге должны ехать.
– Лукьян Янин, а? – Бабка, удивившись своей догадливости, обрадованно смотрит на нас.
– Ну, точно же, Лукьян с Андреем быка продали. Вот неумехи. Поехали к ним.
Когда мы подъехали к Яниным, они оба, отец и сын, выезжали со двора.
– Здорово, Лукьян, – дед приподнял над головой картуз. – Далеко собрался?
– Сам не знаю куда, деньги Андрей обронил, а где, не ведает.
– На, возьми твои деньги, – дед протянул серый сверток.
Лукьян как-то даже внешне и не удивился. Взял сверток, задумался, внимательно посмотрел на нас всех поочередно, хмыкнул и молча пошел вглубь двора. Вскоре появился с черным вертлявым ягненком.
– На, Иван, от души, у меня еще есть.
Но бабка моя опередила:
– Ваня, не бери, не надо. Лукьян, спасибо тебе – хороший ты мужик, но нам чужого не надо.
– Ну раз так, то хоть с поллитровкой-то приду вечером. Не прогонишь?
– Не прогонит, не бойся, я вступлюсь, так и быть.
И наш фургон загромыхал от Яниных ворот под заливистый лай соседской собачонки. Дорогой мне вспомнились яблоки из чужого сада и писклявый ягненок Яниных. А ночью, когда я спал уже не в мазанке, а в избе, мне приснилось, будто этот ягненок ест антоновские яблоки и озорно мне подмигивает. А потом мы будто бы поехали на Самарку. На любимой мной больше всего в лесу песчаной отмели, знойно пахнущей смесью запахов краснотала, речных лопухов и янтарного цвета песка, на отмели с загадочным названием «Платово» дед Ерошка, давший мне пострелять из найденной мной винтовки, смеялся шумно, добродушно и заразительно…