Врач-реаниматолог Роман Викторович на обходе сказал почаще подмывать старика и менять ему подгузники, а иначе это раздражение будет только распространяться. Медсёстры исправно меняли Иннокентию Вагановичу подгузники и отрабатывали пролежни, но в ночь оставалась одна дежурная медсестра и эта обязанность ложилась на санитарку. Петровна считала иначе: «Зачем подгузник переводить, всё равно старик помрёт скоро, да и не чувствует он ничего».
Ах, как она ошибалась!
Старик чувствовал абсолютно всё: нежные руки Вареньки, грубые и прохладные руки Петровны, ледяные руки реаниматолога Романа Викторовича. Эти люди по-разному относились к Иннокентию. Варенька – с сочувствуем, Петровна – с раздражением, Роман Викторович – с интересом.
А ещё старик чувствовал жуткую боль. Она словно зажигала его снаружи и украдкой, как хищный зверь на охоте, пробиралась внутрь. После того, как его переодевали, мыли и на обработанные пролежни сверху накладывали повязки, боль понемногу утихала, и старик мог наблюдать за тем, что происходит вокруг. Спать он не мог. Хотя тело находилось в состоянии комы, его сознание бодрствовало. Сейчас же, когда на раны вновь попали испражнения, боль стала нарастать и, в конце концов, сделалась невыносимой.
Иннокентий был атеистом, заслуженным партийным работником. В последние тридцать лет перед пенсией, он преподавал Сопромат на кафедре механики и оптики в Военмехе. Только в последние годы он начал задумываться о высшей силе. Сейчас же он вспомнил о боге и стал к нему обращаться, вымаливая смерть. Иннокентий разговаривал с ним, словно со старым приятелем или с коллегой по работе: «Вот скажи, за что мне это? Ну почему я? Почему я должен мучиться от этой жуткой боли? Ну, если ты есть бог, то пошли мне уже смерть! Я никому не нужен на этом свете, так забери меня к себе. Все меня бросили и персонал обращается со мной, как с настоящим дерьмом, так и ждут, чтоб я койку освободил.
Жена меня бросила, решила, что я слишком стар для неё. Наверняка, уже помоложе себе нашла. И детям запретила со мной общаться. А ведь я всё делал для них. Сам себе во всём отказывал, лишь бы у жёнушки всё было. А эта тварь неблагодарная, решила, что я не настолько хорош, как ей нужно. Ей, видите ли, принца подавай заморского. Бог, ну если ты есть, забери меня уже к себе. Что толку оттого, что я здесь буду мучиться?».