В лекциях о международном положении тогда сверх меры выпячивалась наша военная и экономическая мощь, наше превосходство над фашистской Германией в военном отношении.
Это мне не нравилось. Я был участником Первой мировой войны и видел, что из себя представляет немецкая военная машина.
Учитывая уроки Первой мировой войны мне казалось удивительным наше спокойствие и беззаботность, наше легкое отношение к весьма солидным вооруженным силам фашистской Германии.
Это легкое отношение к противнику я видел и наблюдал также и со стороны офицеров Советской Армии, в том числе и своего младшего брата Ивана, который тогда был в звании майора. Мне казалось, что теперь, как никогда, Германия – это опасный враг.
21 июня 1941 года к нам прибыл лектор обкома ВКП (б), фамилию его не помню, с лекцией о международном положении. На этот раз произошёл последний разговор о взглядах лектора на международное положение СССР.
«Как вы думаете, – обратился я к лектору, – не нарушат ли немцы договор о ненападении? Не обрушат они на нас всю машину войны?»
«Что вы, разве это можно! Гитлер не будет воевать с нами, пока не покончит с Англией.»
«Но, а когда покончит?» – говорил я.
«О, тогда мы грянем и как буря сметем все фашистские и империалистические силы Европы. Силы наших врагов тают, а наши силы возрастают!»
«Твоими бы устами, да мед пить», – подумал я.
Утром 22 июня бедный лектор, услышав в гостинице по радио голос В. М. Молотова о нападении на нашу страну фашистской Германии, «как буря» ринулся обратно в Свердловск, не заходя в райком ВКП (б).
Все последующие сутки, затем еще сутки, в райкоме никто не ложился спать, «бодрствовали», как будто от того что либо менялось в общей обстановке. Мне все же казалась смешной эта наивная бдительность.
Я отчётливо понимал, что война будет длительной, а не сутки или двое, как думали мои молодые коллеги.
5 августа 1941 года меня вызвал к себе первый секретарь райкома А. Паршуков. Произошел короткий разговор:
«Михаил Павлович! Уральский военный округ требует дать им от нашего района одного товарища в звании батальонного комиссара. Помимо тебя нет никого в районе в таком звании. Что ты думаешь?»
Я ответил, что моя жизнь принадлежит Родине. Куда меня необходимо послать, туда я и готов отправиться.
Паршуков рассмеялся:
«Михаил Павлович, дорогой мой! Да тебя совсем никто не думает посылать на фронт, какой уж из тебя солдат – сорок восемь лет, больное сердце. Нет-нет, тут совсем другое имеется ввиду. По секрету сообщу тебе, что тебя хотят использовать комиссаром окружного госпиталя в Свердловске. Сам я был комиссаром госпиталя в Финскую войну. Работа очень интересная, условия хорошие, приличный оклад и я потому и не задерживаю твою кандидатуру, что считаю сделать тебе лучше. С работой, я уверен, ты справишься вполне. Ну как, согласен?»