Я пришла. Хотела никогда не прийти сюда.
Слова роняются на землю большими каплями боли и страха. Не выдержав гляделок со смертью, она поднимает потухшие очи к небу. Тёмные облачка играют в чехарду.
Я не хочу ничего говорить.
Слёзы подступают к горлу, когда в ответ ей не раздаётся низкий озлобленный мужской голос. Она хочет услышать его снова. Хочет ещё раз вцепиться в запястья рук, что держали её шею получше затянутой петли.
Ты мучил меня, но свободу получил почему-то ты, оставив меня одну вспоминать кровавые углы нашего дома.
Вдруг ей резко захотелось прижаться к белому кресту и поцеловать позолоченного Иисуса в его святую макушку, но воспоминания топят её, словно новорожденных слепых котят в холодном глубоком озере.
Я знаю, что мы связаны красной нитью. Ты нас связал. Она отравляет меня. Ты не представляешь сколько раз я пыталась перерезать эту нить, но ты всегда заламывал мне руки.
Она вздрагивает, когда большая чёрная ворона, глядя на неё бесноватым зрачком, каркает. Она быстро встаёт, осознавая, что ворона очень похожа на лежащего в утробе матери. Она решает делать то, что всегда пыталась сделать, но ей постоянно что-то или кто-то мешал. Если бы можно было, то она бы закрыла калитку оградки на защёлку, чтобы он не вернулся за ней ночью, но оградки нет.
На выходе она оборачивается на толпу прогнивших трупов и среди них замечает его. Высокий мужчина с чёрными, как ночь, волосами и карими глазами, стоящий у белого безымянного креста, заваленного траурными венками, без оградки. На лице его полуулыбка, а в виске дыра.
Я люблю тебя, но я боюсь тебя, милый.
Август.
Наконец-то свободен
В той же одежде и лицо одинаковое.
Парень ходит по кругу, расчерченному белыми маленькими кристаллами. Он ходит, мотая по кругу каждодневную до тошноты рутинную запись своей жизни. Вдруг спотыкается, падает и занюхивает тонкую струну поддельной радости.
Эйфория. Экстаз. Счастье. Его тонкие пальцы впиваются в свои хрупкие плечи. Он до крови вгрызается в бледную кожу. Головокружение. Лёгкость. Он кружится в пьяном вальсе, держа смерть за костлявую талию. Музыка играет быстрее, нагоняя темп. Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три. Вокруг люди, но он их не замечает – все смазанные до ужаса.
В той же одежде и лицо одинаковое.
Свет выключается. Музыка прекращается. Парень падает на спину и открывает глаза. Он пытается встать, и его вырывает на прожжённый бабушкин ковёр, который он никогда не вернёт ей. Дикая головная боль. Такая боль что от безнадёжности сжимается челюсть, пытаясь заглушить боль болью. Он кого-то зовёт. Слова не хотят звучать правильно. Их будто кто-то снял, а вывернуть забыл.