Почти гимназия встретила Седлова кабинетом по последнему слову техники, элитными отобранными детьми и благосклонными взглядами руководства. Седлов всем нравился, и ему нравились все, но очень быстро ему пришлось вспомнить грустные слова предыдущего директора, не хотевшего его отпускать: «Высушат вас там, Егор Петрович».
Высушили Седлова быстро, за год, прежде всего тем, что он больше всего ненавидел, – бумагами: «заполните», «предоставьте», «приготовьтесь». Это состояние низкого старта всегда быть готовым, которое исходило из необходимости для еще школы доказывать свой высокий статус многочисленным вышестоящим инстанциям, отравляло все существование, и сам бедный урок был втиснут в эту удушающую атмосферу бесконечных измерительных материалов, электронных дневников и прочей бюрократической истерии. Апофеозом «сушки» стали испорченные отношения с администрацией.
Седлов выставил низкие оценки ряду учеников и был немедленно приглашен на ближайшее родительское собрание, где на вопрос «А не погорячились ли вы?» позволил себе ответить, что «будет ставить то, что считает нужным». После этого было хватание Седлова на лестнице за грудки крепкой классухой-математиком с криком «Да как вы смели ТАКОЕ сказать родителям!» и велеречивая речь того же завуча Креповой о необходимости личностного подхода к системе объективного оценивания и прочих правилах без пяти минут гимназии.
Седлов было подумал о возвращении назад к удерживаемым и благотворительным тройкам, но у школы сменился директор, а решиться идти как побитая собака, наивно погнавшаяся за гимназической костью, на ковер в старое место к новому руководству под ироничные взгляды ряда бывших коллег было сильнее его волевых способностей, да и, как он увидел на сайте прежней школы, место его было занято молодой выпускницей филфака.
Посочувствовав и выпускнице, и себе, Седлов понял, что пути назад нет, и остался на своем, теперь унылом для него месте. Благосклонные взгляды администрации сменились настороженно-холодными, классухи-борца Седлов вообще старался избегать, памятуя ее железную хватку. Теперь он с методической выверенностью рисовал оценки, добавляя свои усилия к усилиям других творцов будущей гимназической картины, руководимых административными перстами.
Так прошел год, начался второй, предваренный подведением весомых итогов и громогласными целями на одном из самых ненавистных для Седлова школьном действе – педсовете, и 32-летний Егор Петрович понял, что, по-видимому, ему надо смириться с этой всеобщей предгимназической «кармой».