.
Желая отвлечься от неприятных воспоминаний, Тохтамыш как-то предложил внуку:
– Поедем на охоту с беркутом?
У мальчика сверкнули радостно глаза:
– А ты дашь мне турумтая[6]?
– Заслужишь, получишь турумтая, а подрастёшь – подарю тебе беркута.
– Кара-тигера?! – взволнованно вскричал Мухаммад.
Хан добродушно рассмеялся:
– Э-э, замахнулся! Кара-тигер послушен только мне, такого беркута ни у кого нет. Я подарю тебе другого, сильного и стремительного, как молния. Сейчас корабчи[7] Ахмед растит его из птенца, а Кара-тигер ему отец. Пойдём во владения корабчи, он тебе его покажет.
Соколиный двор располагался на задворках ханской конюшни. В его помещениях на шестках восседали соколы и орлы. Лучшая птица хана – беркут Кара-тигер дремал на особо устроенном для него низком насесте. Огромные когти мирно покоились, вцепившись в деревянную жердь, крылья размахом с копьё были сложены, и только мощный клюв внушал опасение каждому приближающемуся к птице. Корабчи Ахмед – высокий неразговорчивый мужчина с неприязненным взглядом сверлящих глаз, увидев Мухаммада, расцвёл улыбкой:
– Сиятельный солтан, а я уж ждал, когда вы навестите своего турумтая. Вон он, дожидается, когда вы его покормите.
Заметив входящего за Мухаммадом повелителя, корабчи торопливо склонился, сложив руки на груди.
– Ну, хвались, Ахмед, – добродушно промолвил хан. – Показывай новых птиц. Говорили мне, ты добыл ещё одного беркута?
– Добыл, повелитель, – скромно потупившись, отвечал корабчи.
Он повёл Тохтамыша в дальний угол двора, где на короткой привязи метался молодой беркут. Завидев людей, он расправил крылья, угрожающе заклекотал.
– Хорош! – Хан открыто любовался гордой птицей. – Как же ты взял такого?
– Выслеживал гнездо два месяца, – коротко ответил корабчи. Он не стал рассказывать, как долго боролся с сильной птицей, как беркут разодрал ему клювом руку. Шрамы ныли до сих пор, хоть и минуло много дней. Сейчас птица только казалась дикой и непокорной, она уже брала из рук корабчи куски сырого мяса, и вскоре Ахмед готовился отдать эту привилегию господину, чтобы беркут приучился к повелителю, чувствовал в нём хозяина.
А Мухаммад кормил своего рыжеголового турумтая, сокол выхватывал угощение, придерживая когтями, рвал на части острым клювом. Круглый блестящий глаз его скользил по мальчику, словно примечая и запоминая владельца, дающего ему пищу. Мухаммад ощутил на своих плечах тёплые ладони деда, обернулся и спросил с горячностью: