– Когда же на охоту, повелитель?!
– С утра и поедем, – ободряюще похлопал его по спине хан. – Готовься, корабчи, отправишься с нами.
Весенние деньки наполнялись забавами и развлечениями: то скачки и состязания, то игрища и праздники. Мухаммада больше увлекала охота, а развлечений со сверстниками он избегал, потому спешил в такие часы в келью мудрого Камола Худжанди. Пришёл и этим утром, но не застал шейха. А поэт, привезённый из Тебриза в Сарай в обозе повелителя, бродил по улицам города, так и не ставшего ему близким. Не привлекали почтенного старца богатые базары и многолюдные караван-сараи, не радовали взора роскошные дворцы, соперничающие в красоте мозаик и многоцветных росписей с мечетями и соборами. Не задерживался он и на площадях, плещущих фонтанами, ни у прудов и каналов, над которыми склонялись приземистые деревья с раскидистыми уже зазеленевшими кронами. Брёл среди бесконечных рядов домов, по выложенным камнем площадям и по слободским улочкам, утопавшим в весенней грязи, а в груди старого поэта бился стих. Он написал его уже здесь, в городе, где заточили ставшее немощным тело Камола.
Эта шумная улица кажется мне пустынной.
К самому себе прикован я беспричинно,
Всё брожу и мечтаю о милой своей отчизне…
О страна моя, родина!
Вспомни заблудшего сына.
Если ты над собой
не видал чужеземного неба,
Никогда не понять тебе, друг,
и моей кручины!
Незнакомый язык…
Непонятное пение птицы…
Здесь чужие дожди и чужая на обуви глина!
Глуховаты мы были
к страданиям чужеземца, —
Ибо домом казалась любая родная долина.
Я чужой. Я брожу и мечтаю о родине милой…
О чужбина, чужбина, чужбина, чужбина!
Вернувшись во дворец, шейх застал у кельи маленького солтана. Мухаммад терпеливо ожидал наставника, привалившись спиной к серой стене.
– Что случилось, царевич? – встревожился Камол. – Отчего вы сидите здесь, когда все дети повелителя предаются забавам.
– Я пришёл к вам, учитель, чтобы спросить об одной вещи. – Не по годам серьёзное личико мальчика было полно печали, и он сам казался озабоченным и расстроенным.
– Проходите в келью, солтан, не дело разговаривать о важном на пороге.
В келье он усадил ребёнка на вытертую кошму, разломил надвое холодную лепёшку, от которой Мухаммад не отказался. Он прожевал первый кусочек и вскинул на наставника серьёзные глаза: