«За работу хорошо платят, – сказал он мне. – Если сможешь выдержать».
«Со снегом что-то не то, – сказал он, выдувая огромное облако водяного пара, смешанного с дымом, в холодный воздух. – Он гораздо более рыхлый, чем обычно, а я езжу сюда уже много лет».
Он замолчал и снова затянулся: «Ученые говорят, что из-за потепления климата снега тут может прибавиться, ведь более теплый воздух может сохранить больше влаги, так что это возможно…»
Он пожал плечами, затем затушил свой окурок, бросив его в банку, которую вытащил из кармана.
«В любом случае этой зимой происходило что-то странное, это уж точно», – сказал он.
Если мы надеялись завершить переход до того, как опустится долгая зимняя темнота, нам с Раддом требовался почти полный летний сезон, который в Южном полушарии начинается в ноябре. Мы были так же прочно привязаны к сезонам, как Скотт, или Шеклтон, или Райнхольд Месснер – легендарный альпинист, в честь которого назвали место, куда я направлялся, – там морской лед встречался с континентом. Современная жизнь или технологии никак не изменили этого фундаментального факта: экспедиции проводились лишь тогда, когда позволяла Антарктида.
Потому мы оба должны были начинать немедленно, как только появится доступный транспорт. И это означало, что во второй половине октября кроме нас и сотрудников A.L.E. в лагере не было почти никого. Наутро перед вторым запланированным перелетом на более маленьком самолете, который должен был доставить нас в разные отправные точки на ледовом шельфе Ронне, мы вошли в столовую палаточного городка, где в такой час мы были одни. Мы взяли подносы и сели рядом, вдвоем. Это уже становилось закономерностью.
Радд увлеченно уплетал огромную порцию яичницы с беконом.
«Последняя крупная порция жиров и калорий», – сказал он.
Затем он сделал паузу, отхлебнул кофе и немного оглядел палатку. Мне показалось, я заметил тень колебания или нерешительности на его лице, но затем он преодолел внутренние сомнения, потому что взглянул мне прямо в глаза и выложил свою новость.
«Я начинаю в Старте Месснера», – сказал он, снова возвращаясь к завтраку.
Не успев прожевать кусок, я замер и в изумлении открыл рот. Если раньше речь шла о двух проектах, похожих, но не совсем параллельных – разные отправные точки, разные попытки ответить на один вопрос, неважно, можно ли осуществить планируемую экспедицию, – только что все коренным образом изменилось: теперь мы шли одним и тем же курсом. После слов Радда путешествие, в которое мы отправлялись, действительно стало соревнованием. Яблоки и апельсины превратились в одни яблоки – один маршрут, одна цель. Теперь будет победитель и проигравший.