– Ты нас позвала, и мы пришли, – сдержанно ответили ей Хранители. – Наша помощь сделает вас более здравомыслящими и ответственными. У вас будет время еще раз все обдумать, – с высоты донеслись последние фразы перед тем, как они растворились в вышине неба.
– Мама? – сказала Элизабет, посмотрев на Румелию невидящими от слез глазами, – Что же ты наделала, мама!
Элизабет, упала на колени, обхватив голову руками, согнувшись и коснувшись лбом деревянного настила. Она безостановочно рыдала. Слезы лились реками из ее глаз и, просачиваясь между щелями досок, образовывали ручейки, стекавшие по ним тонкими струйками в воду. Она была так сильно погружена в свое горе, что не замечала никого и ничего вокруг. Маади подошла к рыдающей Элизабет, присела рядом с ней на колени и обняла, отдавая дань ее горю. Затем она приподнялась и погладила Элизабет по спине, своей иссохшей от солнца и ветров рукой.
– Все наладится, дорогая. Мы постараемся все исправить, – приговаривала она, – у нас появилась надежда… – не успела она продолжить, как Элизабет, распрямившись, подняла голову и впилась взглядом в Маади.
– О чем ты говоришь? Надежда? Они все забрали у меня, – говорила Элизабет, стискивая зубы от боли, хлюпая носом и глотая слезы.
– Не все. Посмотри, – сказала Маади, взяв ее лицо в руки и повернув его к берегу. – Посмотри. Там твой отец и он жив. Там твой возлюбленный и он тоже жив.
– Они забрали мое дитя! Ты слышишь меня Маади? Как мне теперь жить? – смотрела на нее Элизабет сквозь слезы.
Маади вздохнула и выпустила лицо Элизабет из своих рук.
– Поверь мне девочка, на этом жизнь не заканчивается, – произнесла она, вздохнув и украдкой посмотрев на свою сестру, – Ты сможешь пережить эту потерю, – Маади снова перевела свой взгляд на Элизабет. – Ты сильнее, чем ты думаешь.
Маади поднялась с колен и отошла чуть в сторону, оставив Элизабет сидеть на помосте. Она хотела дать ей еще немного времени побыть наедине с собой и со своим горем. Элизабет, притянула ноги поближе к себе, согнула в коленях и обхватила их руками. Положила голову на одно колено и, уставившись в никуда, погрузилась в хаотичные размышления. Румелия, стоявшая все это время позади и слушающая разговор Маади с ее дочерью, не решалась к ним приблизиться. Она боялась нарушить, только что наступившее, но все еще такое хрупкое, спокойствие.