Рэй, сидевший все это время чуть в отдалении и наблюдавший за происходящим – был ошеломлен. От всего увиденного кончики его волос поднялись и сейчас, он больше напоминал нахохлившуюся птицу, непонимающую, где она оказалась и что происходит вокруг. Румелия, наконец, обратив на Рэя внимание, подошла к нему.
– Как ты, дорогой? – наклонилась она к Рэю, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Все хорошо?
– Кажется, да, – протянул, ничего не понимающий, но приходящий в себя Рэй. – Я точно жив, – начал он ощупывать руками свои колени, желая убедиться в собственной правоте.
– Конечно, ты жив и мне жаль, что тебе пришлось все это увидеть, – ответила ему Румелия, выпрямляясь и окидывая печальным взглядом берег.
– Ничего, – сказал Рэй, чуть оправившись от шока.
Немного подумав, он добавил:
– То есть обычно, подобное скрыто от глаз людей? – снова встревожившись, поднял он голову и посмотрел снизу вверх на Румелию.
Уголки ее губ поднялись в скорбной улыбке.
– Да, дорогой. Обычно мы не показываем людям подобное, – ответила ему она.
– Почему? – резонно спросил Рэй, сосредоточенно уставившись вдаль.
– Потому что они не готовы. Потому что еще слишком много темноты в их душах, – закончила Румелия, печально приподняв брови и вздохнув.
Рэй задумался.
– Что теперь будет? – спросил он, продолжая вглядываться в берег.
– Теперь будет новая жизнь, – сказала она уверенно.
Элизабет, все так же сидела на помосте, с прижатыми к себе ногами. Она даже слегка раскачивалась из стороны в сторону, так успокаивая себя. Элизабет слышала, о чем говорили Рэй и ее мать. Как только они замолчали, она резко повернула голову в их сторону, посмотрев на них сосредоточенно, холодно и сурово. Стремительно поднявшись на ноги и обращаясь к своей матери, она сказала:
– Кто ты? Что означают все твои слова? – продолжала Элизабет смотреть на мать тем же холодным, непонимающим и пустым взглядом.
Видя продолжение разворачивающейся драмы, к ней снова подошла Маади. Все это время она молчаливо стояла в сторонке и наблюдала. Она мягко дотронулась рукой до плеча Элизабет. Та, никак не отреагировала. Казалось, Элизабет не просто замерла, и ее взгляд вопросительно застыл на матери, похоже, что и сердце ее, начал сковывать холод, своей магической пеленой забвения, замедляя его ритмичные движения.