***
Солнце взобралось на самую макушку лета. Зацвели липы, наполняя сладким медовым ароматом чащобу. Среди кудрявых веток и густой листвы деловито сновали пчелы, иногда залетая и в сумрачное урочище волхва, окруженное старыми елями. У крутой лесенки, ведущей в избушку, людскими ногами была вытоптана широкая проплешина, которая после полудня озарялась теплыми лучами солнца. Упан подрос, и старый волхв уже не разрешал бегать мальчишке без порток и неопоясанным. Справили Упану штаны и тонкий веревочный поясок. Каждое утро, умывшись и одевшись, завтракали тем, что приносили люди к медвежьему камню и чурам. После завтрака начиналось ученье. Ученье сложное, тяжелое, такое, что, порой, не раз приходилось менять мокрую рубаху на сухую. А потом после занятий дед усаживался на солнышке погреть старые кости, а Упан играл на освещенной солнцем проплешине. Он возился с птичьими костями, веточками и шишками, строя из них маленькие домики на ножках, совсем, как избушка у деда-суро.
Дед Кондый сидел на нижней ступеньке и щурясь наблюдал за вознёй внука. Уже давно он считал найдёныша родным существом и иначе, чем внуком не называл даже мысленно. Вокруг тихо шумела листва, шевелили густыми лапами ели, а сквозь ветки высоких деревьев нет, нет, да и проглядывали солнечные лучи.
Вдруг, чуткий Упан поднял голову вверх, ноздри его немного длинноватого для ребенка носа затрепетали, поймав чужой запах. Он дернул круглыми ушками и повернул голову в сторону леса, туда, где среди деревьев вилась тропка, соединяющая капище с болом. Кондый усмехнулся – звериное чутье найденыша еще никогда его не обманывало, и он, загодя, предупреждал деда о нежданных гостях. Подперев подбородок кулаком, с любопытством стал ждать, кто же к нему пожаловал. Тень от воткнутой в землю Упаном палочки еще не успела сдвинуться на два пальца, как уже и сам Кондый услышал шуршание травы и звонкие молодые голоса. На поляну перед дедовой избушкой вышла стройная девушка и верткий мальчишка, помладше девицы раза в два, оба беловолосые и схожие на лицо. В них Кондый узнал Томшу и ее братца Ошая. Глубоко поклонившись старику, брат с сестрой вежливо поздоровались:
– Ёлусь, мерен! Пусть путь твой в яви, прави и нави будет прямым и светлым, мудрый суро Кондый! – Арвуй степенно склонил голову и спросил: