Но вернусь в 90-е. Помню, однажды я шел по улице и увидел длиннющую очередь в магазин. Стоит отметить, что я нечасто обращал внимание на очереди, можно сказать, вообще их не замечал – очередь была для меня чем-то вроде фона, причем фона чаще всего нежелательно-отвлекающего. Представьте себе, что вы идете и повторяете про себя концепцию судьбы в «Государстве» Платона, а тут – очередь. Реальность прекрасных идей Платона была для меня куда реальнее людского раздражительного массива. И главное, я не мог понять: зачем они стоят («зачем» в обоих смыслах: и «зачем», и «за чем»), чего раздражаются? И вот однажды я решил все же спросить и, преодолев некоторую брезгливость, обратился к одному из стоящих:
– Не скажете, а за чем тут очередь?
– За сметаной.
– И сколько же вам приходится ждать?
Очередник посмотрел на меня с удивлением – должно быть, его удивила и суть вопроса, и обращение на «вы».
– Сколько ждать? Да еще часа полтора как минимум.
– А сколько вы уже тут стоите?
– Часа два стою.
– То есть вы уже простояли два часа и будете стоять еще два – только чтобы сметаны купить?
Тут очередник посмотрел на меня уже с раздражением.
– А ты знаешь, где можно быстрее отовариться? Или ты из этих – у которых всегда всё есть?
Почувствовав в голосе очередника враждебность, я поспешил уйти. И, да, я был «из этих» – и даже не задумывался об этом. У меня всё было, и это было естественно. У других многого не было, и это было странно. Придя домой, я захотел пересказать «происшествие со сметаной» матери – в шутливых отцовских тонах, – но шутки не получилось:
– Мам, представляешь, я сегодня видел вот такууую очередь в магазин – угадай, за чем?
– За чем же?
– За сметаной! Представляешь, какие остолопы! Стоять часами – за сметаной! Я бы и пяти минут не выстоял. Очень нужна эта сметана! А они – стоят. Остолопы.
Тут мама реально разозлилась – уверен, что она и ударила бы меня, если бы это только было для нее возможным. Но, не умея ударить меня физически, она постаралась побольнее ударить меня словом:
– Слушай, сын, если ты еще раз оскорбишь людей, которые стоят в очередях, потому что у них нет буквально самого необходимого, то я перестану считать тебя своей матерью. Ты понял? Ты понял меня?
Поначалу я был так шокирован резкостью ее слов, что не понял. Но и потом я не очень понял. Нет, я понял, что сказал что-то такое, чего никак нельзя было говорить, но в чем я не прав – этого я так тогда и не понял. Итогом разговора стало лишь то, что с этих пор я перестал обращать на очереди всякое внимание, стараясь попросту обходить их – хотя, учитывая количество очередей, это было и непросто.