Выругавшись, Громов кинулся вперед и попробовал опрокинуть меня на столик животом вниз, и у него обязательно получилось бы, если бы он не нажрался вусмерть. Ни с того ни с сего он споткнулся на ровном месте, едва не разорвав на мне платье. Хватка ослабла.
В этот раз я не кусала его. Хлесткая пощечина, в которую было вложено все мое отчаяние, вся моя жажда свободы, – и я понеслась вон из гримерной, оставив задыхающегося от гнева министра одного. Ладонь моя долго горела, напоминая об очередной победе.
Звонкое цоканье каблуков по мраморному полу, разрушающее мертвую, холодную, давящую тишину. Вот что я помню о своем аресте.
Это произошло спустя три дня после премьеры «Медного всадника». И не где-нибудь, а в общей столовой дома на Берсеневской набережной. Сегодня, как и в любой другой день, здесь было очень людно. Невзирая на большие площади квартир «братской могилы», кухни в них сделали маленькими, не больше шести квадратных метров. Готовить в таких каморках неудобно, поэтому квартиранты ели в столовой. И вот в обеденное время сюда неожиданно вошли два сотрудника Министерства государственной безопасности, да так тихо, буднично вошли, словно сами пожелали отведать запеченную семгу или бифштекс с яйцом; они не прятались под гражданскими плащами и кепками, не притворялись комендантами, уборщиками, почтальонами, они гордо несли униформу с погонами и сине-красные фуражки.
Люди в очереди готовили талоны на проверку буфетчице, но, завидев приближающихся чекистов, враз сжались и побледнели. «Только бы не я! Не я, не я!» – сверкнул страх в глазах у каждого из них.
Я же нутром чуяла: по мою душу.
Эмгэбэшники шагали в ногу через просторный зал, направляясь к линиям раздачи питания. Цок, цок, цок, неумолимо надвигалась на меня беда. С грустью глянув на миску с дымящимся бульоном, в котором плавали листья петрушки и вареное куриное яйцо, я опустила свой поднос на перекладину. Так и не успела попросить повара положить мне щучью котлетку с картофельным пюре и соусом тартар на второе. Хоть бы поесть дали, сволочи…
Сотрудники наспех продемонстрировали мне скомканную бумажку, на которой гремели «Ордер №3741» и какой-то набор ничего не значащих для меня цифр. Тучный мужчина позади, набравший целую гору золотистых булочек к борщу, сдавленно ахнул и попятился, словно мой арест был заразен и передавался воздушно-капельным путем. Следом за мужчиной попятились другие.