Пока мы шли, я восстанавливала в памяти еще свежие зарисовки из ускользнувшей свободной жизни – можно сказать, зазубривала их наизусть, как стих, чтобы в нужный момент вдохновить себя, если сразу освободиться не получится. Перед глазами мелькали кишащие людьми центральные улочки Москвы, брусчатые мостовые, груда спелых дынь в универмаге, прозрачные капли на листьях после дождя, густой, как сметана, мазок масляной краски, бархатистые руки мамы, хохочущая Ирка Чернова, запах акварели, автомобиль, несущийся по пустой областной дороге, кроткая улыбка Марии, моя домашняя библиотека, кричащая чайка в безоблачном небе, однокурсница Аллочка, лепящая снеговика, ласковая дворовая кошка, тоже ласковый случайный любовник в 1938-м, залитый солнцем балкон, отец, принесший мне в яблоневый сад стакан промытой в холодной воде малины…
Стук-стук-стук, прерывал поток моих воспоминаний ключ, бившийся по пряжке.
Вдруг впереди послышался точно такой же стук по металлу. Мой конвоир остановился.
– Лицом к стене! – приказал он.
Я развернулась и прижалась к холодному камню лбом. Что за цирк? Почему я обязана отворачиваться? Что там такого секретного?..
Правое ухо уловило глухой звук шагов по мягкому ковру. Снедаемая любопытством, я, прикусив губу, осторожно выглянула и увидела другую пару: охранника и скрюченного, еле передвигающего ногами подследственного. На нем была порвана посеревшая от грязи рубашка, у губ запеклась кровь, волосы клоками падали на потный лоб, по коже расползлись следы от укусов насекомых. Но сильнее прочего будоражили его глаза. Это были глаза ходячего мертвеца, человека, заранее распрощавшегося с жизнью. Забыв про приказ, я провожала его ошеломленным взглядом.
Жгучий удар по щеке. Настолько сильный, что я взвизгнула.
– Не пялиться! – пролаял чекист прямо мне в лицо.
Умудренный опытом горбач даже не посмотрел на меня, только испуганно согнулся еще ниже. Безмолвно миновав нас, он и его конвоир растворились в тени.
– Вперед, – скомандовал раздраженный моим непослушанием конвоир.
Мы двинулись дальше. Стук-стук-стук, опять не унимался ключ, но он меня больше не занимал. Я с обидой потирала пыхавшую жаром щеку и гадала, в чем же провинился горбач. За что с ним так жестоко?
Коридор закончился лифтовым холлом. Эмгэбэшник нажал на кнопку вызова и, когда створки открылись, пропустил меня. Крохотная кабинка поднималась на верхние этажи медленно, со скрежетом.