– Почему Вы перестали петь? – тихо спросила девушка.
Ле Фьисс промолчал.
– А давайте, я буду петь, если никто не против, разумеется… А Вы подыграете мне? – предложила Сан.
– Хорошо, как пожелаете, ясноокая леди, – и пальцы барда уже застыли в ожидании, чтобы в нужный момент упасть на аккорд.
Госпожа просушила горло красным полусладким вином и запела:
Издалека приходит грусть,
Мне ветер сказку напоёт,
И потревожит сердце пусть,
Пусть это не пройдёт.
Хочу почувствовать я боль,
Хочу почувствовать любовь,
Хочу сыграть иную роль,
Где льётся в моих венах кровь.
Позволь мне быть с тобою рядом,
Пусть повенчает нас луна,
Лишь краткий миг,
Я буду рада,
Глоток пленительного сна.
Хоть я привыкла лишь играть,
Всегда привыкла быть одна,
Но сердце стало вдруг стучать,
С тобою я жива.
Разбей мой лёд на тысячу осколков,
Из тысяч вод Один есть из потоков,
Единый неземной родник,
Исток всего живого,
Так наслажденья сладок миг,
Но всё решает слово.
Пошлю я к чёрту все слова
И брошусь в неизвестность,
Быть может, там найду себя,
А может, встречу вечность.
Как только она допела, из-за входной арки послышалось эхо металлических сапог, и в зал вплыл образ рыцаря в доспехах, отливающих бледно-сиреневым цветом, и в белой тунике поверх них. Он был немного выше госпожи, но довольно крепкого атлетического телосложения.
– Надеюсь, эта песня посвящается мне, моя дорогая Сан? – он самодовольно ухмыльнулся, при этом его тёмные лисьи глаза блеснули дьявольскими искорками.
Тёмно-русые волосы, стриженные под короткое каре, маленькая бородка, добрые, но хитрые глаза, общительность – он казался бы вполне благородным, если бы не самовлюблённая гордость.
Сан де Мор поднялась со стула:
– Не обольщайтесь, мой храбрый Анхелео, Вам прекрасно известно, что я никогда бы не стала посвящать Вам подобные песни.
Молодой барон Анхелео Толеренс мечтал заполучить руку новой хозяйки поместья. Он любил её по-своему, но у девушки с самого первого дня их знакомства выработалась какая-то неприязнь к этому рыцарю. Ей казалось, что его волнует лишь поместье, которое он получит в качестве приданого.
Барон ухмыльнулся, но, взглянув на барда, гордо запрокинул голову и поинтересовался как бы невзначай:
– А наш дорогой гость примет участие в соколиной охоте?
– С радостью! – отозвался Ле Фьисс.
* * *
Ласковое утреннее солнце пробивалось сквозь верхушки гигантских сосен, вековых дубов и старых вязов, заливая лес золотым светом. Проснувшиеся птицы исполняли красивые трели, прячась в роскошных кронах деревьев, а где-то среди корней и в кустах шныряли пушные зверьки. Но ни одно животное ещё не знало, ни один кролик даже представить себе не мог, каким вкусным обедом ему предстояло стать…