— И что?
— Так боевик то нынче не грамотный пошёл — языков не разумеет.
Прям как Ванька, — Саня радостно улыбался. — Толкнули прикладом и
всё.
— Хм... Уверен, что по-английски?
— Да! Я не Егор, свободно болякать не могу, но мал-мала шарю.
Точно по-английски.
Я заинтересовался:
— Что-то разобрал? Слова какие-то?
Саня степенно так кивнул и, изобразив на лице серьёзность,
добавил:
— Ну, а как же… Фак ю!
— Тьфу на тебя, балаболка, — Рогожин махнул рукой. — Тебя о деле
спрашивают…
— Да я о деле и говорю. Ну, кто ещё будет так несерьёзно
ругаться? Наши-то бабы, как загнут — залюбуешься... И главное:
Аслан там, его-то я своими глазами видел, бабу к нему подвели…
— Командир, — прапор пригладил свои шикарные усы, — да какая нам
разница, там американцы или нет!? Аслан столько крови нашим выпил,
что грех возможностью не воспользоваться…
Рогожин задумался. Затаив дыхание, ждём его решения — порешить
Аслана мечтали все. Когда ещё такая возможность будет? Его понять
можно, приказ-то спасти журналистов. Ввяжемся в бой, а их там нет…
Как оно повернуться-то может, хрен его знает…
— Надо сделать так, чтоб ни одна сука на связь выйти не смогла,
а у них спутниковые телефоны — да не у одного?
Все вздохнули с облегчением. Решение принято, вопрос в
реализации.
— Дык. Тихонечко. Ночью. Ножичками…
— Окстись, Степаныч, кто резать то будет? Пацаны зелёные, сам
знаешь, спящих резать — это…
— М-да, — прапорщик покивал головой, — не просто это… Если
только Саня, он до ножа дюже жадный.
— А чего Саня?! У меня вот рука не дрогнет, — ну это понятно
Ванька.
— Молчи, сопля, рука у него не дрогнет. Видал я таких.
— Товарищ старший лейтенант, товарищ старший прапорщик, — я
решил вставить свои пять копеек.
— О как… Ну скажи умное чего-нить… — прапор усмехнулся в
усы.
— Давай Милославский, — разрешил Рогожин, усаживаясь поудобнее
возле дерева. — Удиви.
— Да удивлять то нечем. Понятно, что мы ещё зелёные. Но я вот
как вспомню, как эти суки наших пацанов резали, так руки чешутся.
Мы не подведём! Правда, парни!?
Мужики одобрительно загудели. В общем, начальство сдалось,
решено было брать в ножи.
Операцию проводили под утро, на самый сладкий сон. Часовых
сняли, в яму, где держали заложников, заглядывать не стали. Вдруг
не спят, шумнут ненароком. Разделились и вперёд. Не буду
рассказывать, как и что… Но в живых остались только заложники.
Тридцать два боевика и, самое приятное, Аслан. Хотя Аслан умер не
сразу. Штаб то брали в последнюю очередь. И взяли его живым: очень
товарищ прапорщик просили…