– Немцы эти катера зовут «шнельботы» – быстроходные. Вообще, «шнельбот» – катер очень устойчивый, качку держит отлично. Поэтому и бьют по нам так кучно. База у них в Констанце.
Как бы в подтверждение этих слов рядом с кормой поднялся водяной фонтан.
– Но скорость у нас на десяток узлов больше, так что шанс уйти есть.
– Витек, думаешь, ждали нас? – Пинкевич кричит в грохоте выстрелов и шуме моторов.
Ответить я не успеваю. В корме что-то заскрежетало, и «каэмку» повело вправо.
Мы почти оторвались от немцев, когда снаряд «Бофорса» попал в машинное отделение. «Каэмка» стала постепенно сбавлять ход, протянув еще с полкабельтова.
В открытом люке показалась голова моториста:
– Командир, пробит масляный фильтр на левом движке, а на правом – блок цилиндров! Маслова убило.
Мичман забористо выругался и произнес свое одесско-фамильярное:
– Ну, все. Приплыли, Клава, – и, повернувшись ко мне, добавил: – Шо, москвич, сушите весла и пожалуйте на румынские именины.
Я заметил, что Терещенко никогда не говорит «немцы» или «фрицы», а только «румыны». Только три дня назад от Гриши Поженяна я узнал, что его семью, жену и двух маленьких детей, румыны после захвата Одессы сожгли живьем. Сожгли не со зла, а просто сэкономили патроны. Жена была еврейкой, а золотых вещей, чтобы откупиться, не было. Румыны – это не немцы. К расовой теории они относились с большим пониманием, как к хорошей возможности заработать. Сам Терещенко в это время партизанил в одесских катакомбах.
«Шнельботы» быстро приближались, охватывая наш беспомощно болтавшийся катер слева и справа.
– В плен нам нельзя, москвич, – уже спокойно-обреченно сказал мичман. И взглядом показал на стоящий в рубке ящик с гранатами.
Неужели все, конец? Так, главное, успокоиться. Делаю резкий, со свистом, вдох через нос, задерживаю дыхание и несколько коротких выдохов через рот. Предательская дрожь в руках проходит. Еще пару раз вдох через нос, задержка и выдох.
Стоп! А ведь мы еще не на том свете! Чудо то, что 40-мм снаряд насквозь пробил деревянные борта, движки и не разорвался, наверное, он был бронебойный. Осколочно-фугасный снаряд рванул бы, и наши авиационные движки полыхнули бы факелом. Снаряд пробил блок одного движка, осколками сердечника посекло фильтр на другом и убило моториста.
– Факел, дым, вот оно!