Годы с пумой. Как одна кошка изменила мою жизнь - страница 4

Потому-то я здесь и оказалась – исключительно из-за отсутствия всякой цели, да еще и внутренний голос уговаривал: «Рано сдаваться».

Я даже не в курсе, что это за организация. Знаю только, что здесь есть обезьянки, которые, по идее, должны выглядеть жизнерадостно.

Но эта вовсе не радостная. Она подползает к нам, хватает Агустино за штаны и взбирается по его одежде. Мужчина берет ее на руки, и обезьяна угрюмо пялится на меня. На первый взгляд показалось, что здешний ветеринар примерно мой ровесник, но теперь я сомневаюсь. Глаза у него темно-коричневые и добрые, окруженные морщинками, волосы черные, непослушные и растрепанные. Он маленького роста, немного полноват, с круглым лицом, которое мне помимо воли начинает нравиться. Он сует руку за отворот куртки и достает кусочек сыра. Обезьяна воет от восторга, хватает сыр и запихивает в рот. Агустино смущенно посматривает на меня. Целует обезьяну в меховую макушку.

– Коко вообще-то нельзя сыр, но только так я могу увести его с дороги. Здесь слишком опасно. Слишком много машин.

Я смотрю вправо-влево на пустую дорогу и неуверенно киваю. Довод насчет машин кажется абсурдным. Мы на краю вселенной, и даже крошечный местный автобус, на котором приехала я, кажется далеким воспоминанием.

– Идем!

Агустино срывается с места быстрым шагом, сворачивает на узкую, петляющую тропку. Коко перебирается выше, крепко обвивая плечи ветеринара, подпрыгивает вверх и вниз, вцепившись маленькими волосатыми пальцами в воротник Агустино, и издает губами длинный, громкий, тоскливый пердящий звук.

– Точно, – бормочу я себе под нос, – мы с тобой в заднице.

Вдыхая тяжелый, влажный, подернутый туманом воздух, мы, как и свинья, исчезаем под лиственным пологом. Перехожу на рысцу, чтобы не отстать, и рюкзак бьет меня по лопаткам. То и дело тру ладонями лицо: какие-то твари жужжат в носу, во рту, в ушах. Ветки, острые и настойчивые, вцепляются в волосы, в кровь царапают кожу. Мы идем во мраке. Я слышу не только писк москитов, но и голоса птиц, жуков, сверчков, шуршание чего-то зловеще-крупного под ногами. Звуки смыкаются вокруг, и я чувствую запах почвы, влаги, гнили.

Мы идем, наверное, минут пять, хотя кажется, что гораздо дольше, и тут Агустино наконец останавливается и оборачивается.

– Добро пожаловать в el parque!