Я просыпаюсь в холодном поту.
Глаза, как и во сне, разбегаются. Я ощущаю солоноватый привкус во рту, руки липкие, в носу ощущается запах гари и моей собственной крови. Перед глазами вижу Его лицо. Безмятежное, спокойное, с недобрым огоньком в глазах цвета Босфора. Дверь моей маленькой спальни отворяется. Я вздрагиваю:
– Проснулась? – звучит озабоченный женский голос моей мачехи. Я неуверенно киваю. Она проходит в комнату, садится на кровать и протягивает мне стакан с водой. Только сейчас чувствую, как пересохло в горле. Мгновенно осушаю его. По тревожному лицу Томы я понимаю, что она хочет задать мне вопрос. И, прежде чем она его озвучит, признаюсь:
– Да, я видела тот же сон. – в моем голосе звучит раздражение:
– Может… – начинает она:
– Нет, снотворное не помогает, – теперь в моей интонации звучит злость, обида. А по телу бегут мурашки, лоб покрылся холодной испариной. Тома накрывает мои голые плечи одеялом:
– Я хотела предложить, может, тебе нужно с кем-то обсудить его? – осторожно заканчивает она:
– Нет! Я не сумасшедшая, Тома! – вскрикиваю я, поворачиваясь к мачехе с полным боли взглядом. Она медленно выдыхает. Ее выражение лица остается тревожным. Тома осторожно забирает стакан из моих рук:
– Руслан хотел поговорить с тобой, – с этими словами она удаляется.
Я устало откидываюсь на кровать. Не хочу никаких разговоров. Я уже две недели избегаю их. С тех пор, как каким-то образом оказалась в аэропорту Стамбула. С тех пор, как какая-то женщина, сотрудница аэропорта, увидела меня, сидящую у выхода из здания со слезами на глазах, обнимающую колени. Я сидела прямо на асфальте. Лил дождь. Проходящие мимо туристы, сотрудники, такси хотели предложить помощь, но я их игнорировала. Только у этой женщины хватило сил и терпения уговорить меня встать. Она чуть ли не силой завела меня внутрь, при этом задавала какие-то вопросы. Мои волосы растрепались, лицо покраснело, глаза опухли и жутко болели из-за пролитых слез, в горле першило. Стоило мне открыть рот, как начался приступ тошноты. И минут тридцать я вырывала без остановки. Хорошо хоть эта чудесная женщина, чье имя я даже не удосужилась узнать, быстро завела меня в нужную комнату. Мое лицо обрело сероватый оттенок, по щекам снова потекли слезы. Когда я более-менее успокоилась, а это произошло под утро, попросила женщину одолжить мне телефон, чтобы я смогла связаться с родителями. Разговор длился недолго. Я прямо сказала, что сбежала в Стамбул, назвала аэропорт и попросила их приехать. Отвечать на вопросы я не стала, сославшись на исчерпываемый лимит. Поблагодарив женщину, я отдала ей телефон и протянула несколько российских купюр. Когда она снисходительно улыбнулась, я опустила взгляд на деньги. Ох, черт! Я же не разменяла купюры! Только я хотела было об этом спросить, женщина на ломаном русском языке принялась объяснять, где я могу поменять валюту. Я была настолько признательна, что не удержалась и крепко обняла ее за массивные плечи. Это была полноватая смуглая женщина с круглым лицом, короткой стрижкой, узкими карими глазами, в бордовой униформе и белой рубашке.