– Войди, – раздалось из-за двери. Даниил Андреевич толкнул дверь и оказался в кабинете митрополита. Как всегда, здесь было жарко, даже душно. Митрополит сидел у компьютера и, судя по раскрытой книге и разложенным поверх клавиатуры распечаткам, сверял лицензионные номера каких-то некоммерческих фондов. Митрополит указал здоровой рукой на стул, покачал пальцем, показывая, что сейчас закончит.
Даниил Андреевич любил наблюдать за его размеренной, спокойной работой. Над бумагами медленно перемещался красный карандаш – митрополит что-то подчеркивал, выделял, помечал, затем перекладывал распечатки, снова сверялся с книгой. В этой книге хранилась область: две епархии, сотня приходов, почти дюжина монастырей, десятки фондов и попечительских организаций. Над этой книгой, если бы ее видели коллеги Даниила Андреевича, многие бы смеялись – но сам Даниил Андреевич понимал, что не случайно в одном бумажном хранилище собрана вся эта информация. Митрополит знал каждую страницу книги наизусть и пользовался ей для того, чтобы не занимать мысли скучной работой. Своей головой он решал проблемы сложные, а всякие лицензии, назначения, бюджеты – все это были проблемы простые, ничего, кроме бумаги и карандаша, не заслуживающие. И телефоном с компьютером митрополит пользовался редко и медлительно не потому, что не умел – в свое время сам организовал первый компьютеризированный архив в епархии, – а чтобы силы в пустое не уходили. И манера говорить – по той же привычке – у митрополита была необычная. Как будто лишний раз иногда проговаривал всем знакомые вещи.
– Ты ко мне сегодня Казаченко присылал. – Митрополит переложил толстую руку ближе к середине стола, карандаш опустил рядом. – Я его отправил в лес, к монастырю моего брата, из которого давно жду ответ.
Даниил Андреевич весь напрягся. Во-первых, потому что никогда не слышал о том, что у митрополита есть брат, а во-вторых, потому что митрополит обычно свои дела полицейским не объяснял. Давал указания, и все.
– Брат мне не пишет, – сказал митрополит. – У нас с ним уговор, что, если такое случится, я жду два дня, потом посылаю гонца. Если гонец не возвращается, значит, что-то в монастыре случилось.
Даниил Андреевич слушал молча, не кивал, потому что знал, что митрополиту такие знаки не нужны.