– Ты! Стой!.. – А потом на выдохе тихо спросил: – Цэ ты?!. Григор?! Так хиба цэ ты?
Труба описала в воздухе дугу над головой мужика и застыла в неопределенном положении. Остальные, увидев хозяина автомобиля с грозным орудием, попятились. Мужик, недавно разбивавший его машину, стоял с жалко поднятыми вверх руками и снова повторил вопрос:
– Григор, та хиба цэ ты? Хиба цэ… Это твоя?
В обрюзгшем мужике с отвислым пузом, с морщинистым небритым лицом и лысой головой с чубом Григорий с трудом узнал Витьку – лучшего друга своего детства и юности, о котором вспоминал дорогой. Григорий, раздосадованный, отбросил трубу и молча подошел к Виктору.
– Х-хиб-ба… – Процедив сквозь зубы, он наотмашь ударил ладонью Виктора по щеке. Тот отшатнулся от удара.
– Григор, ну так шо ж ты не пидзвонил? – прикладывая руку к щеке, тихо проговорил Виктор.
– Ты зато пидзвонил, зятек!
Второй удар апперкотом пришелся под ребра. Потом он схватил Виктора двумя руками за куртку и резко толкнул его на машину. За спиной у того хрустнуло разбитое стекло. Под ногами тоже все хрустело от разбитого вокруг машины стекла. К ним незаметно подошел местный полицейский.
– Ну, шо тут у вас? – поинтересовался служитель порядка.
– Та симейна справа… Бачишь, два зятя зустрились. Одын вин москаль… – откликнулся один из мужиков.
Полицейский еще раз демонстративно посмотрел на номер машины с российским флажком и регионом «77», улыбнулся и проговорил:
– Та вижу, шо москаль… Не фиг заезжать куда не треба… Сами разбирайтесь, коли у вас тут семейное… Кордон проезжав? Документы в порядке? – обратился он к Григорию.
– В порядке… – не поворачиваясь в сторону полицейского, ответил Григорий.
– Ну и добре… Так шо, товарищ россиянин, зйиздив? Добре зйиздив? – с откровенной улыбочкой снова обратился он к Григорию, но тот ничего не сказал, а полицейский медленно развернулся и пошел мимо проходной дальше по улице.
Григорий уже давно отпустил куртку Виктора, а тот стоял, опершись о крышу разбитой им машины, и тяжело сопел. Он пытался зажать порезанную о стекло левую кисть в кулак, между пальцев которой сочилась кровь.
– Та хиба ж я знав, шо цэ твоя? Гриш?! – с каким-то упреком проговорил Витька. – Ну, выбачай, а? Пробач мени вже, будь ласка… – продолжал он бормотать, обращаясь больше к себе, чем к Григорию.