«Вот так встреча… Надо же так разволноваться!» – думал Григорий.
Вдруг Мария Тимофеевна вскрикнула:
– Вже шоста годына! Час до дому йти. Сидять и мовчать. Що це за зустрич? Горазд мовчки сидеть. Человеку ще до дому треба йихаты. Давай, Оксанка, провожай!
Григорий тяжело встал и немного пошатнулся. Он невольно потянулся к Оксане, обнял ее, крепко стиснув в своих объятиях.
– Правда, пора мне, Оксана… Но я ще… Мне еще надо будет…
– Григорий, ще прийиде за документами, – договорила за него кадровичка, пытаясь ускорить процесс расставания и своего ухода с работы.
Она всучила Григорию его сумку, положила туда подготовленные бумаги. Гриша и Оксана молча пошли по коридору, взявшись за руки. Когда подошли к двери, Оксана достала из бокового кармана блестящую авторучку.
– Возьми, Григорий, – сказала она ему. – Это, так сказать, на память. Нас тут стали этим кое-кого обеспечивать. Это рабочий… Говорят, что Чернобыль только снаружи дремлет, а так-то может в любой момент рвануть. Никому этот чертов Чернобыль не нужен, кроме черного черта, да и заокеанских друзей наших.
– Так это что, дозиметр?
– Да, да, дозиметр. И дай Бог, чтоб не понадобился, – как-то криво улыбнулась Оксана. – Ну, поцелуй, что ли…
Их губы слились в долгом поцелуе. Поцелуй закончился, когда в другом конце коридора послышался чей-то кашель.
– Я чекала тебэ, я ждала тебя, чекала и ждала, ждала и чекала, – чуть слышно шептала Оксана.
– До… Прощай! – Григорий, открыв дверь, шагнул из темного сырого коридора в светлый теплый вечер.
Он вышел. Прошел по территории завода, собираясь обогнуть здание проходной, и тут до него донеслись какие-то крики и звон стекла. Чуя что-то недоброе, он ускорил шаг. За углом он увидел небольшую группу людей вокруг его машины. В это мгновение один из них, стоявший к нему спиной, замахнулся трубой и с треском опустил ее на крышу новенькой «Лады». Вторым ударом было разбито заднее стекло. Стоящий рядом парень визгливо вскрикивал:
– Геть, геть москаля, геть поганця!
– Москаляку на гиляку! – завопил второй мужик, с бритой головой и чубом на макушке.
Григорий бегом кинулся к орудовавшему трубой мужику и, подбежав сзади, в момент очередного замаха вырвал у него из рук трубу. От неожиданности тот качнулся, резко разворачиваясь. Григорий в озлоблении замахнулся на мужика трубой, тот инстинктивно поднял над головой руки и истошно завопил: