«Неужели проспал?! – с ужасом подумал он, вскакивая с постели. Быстро натянул сапоги и бросился вниз. – Только бы казнь еще не началась, только бы не началась…»
В нижнем зале Собора навстречу ему попался Мангус. В руках он держал огромную зеленую канистру. Вид у него был измотанный.
– На площадь? – пропыхтел он. – Не советую. К помосту вам все равно не пробраться, толпа озверела. Точно говорю.
– А что же делать? – Голос Альберта прозвучал по-детски растерянно.
– На вашем месте, – улыбнулся Мангус, – я бы поднялся на колокольню. Оттуда прекрасный вид, и совершенно никакого риска быть раздавленным этим сбродом.
Резко развернувшись, Альберт помчался обратно наверх.
Народу собралось много. Вся площадь перед Собором оказалась заполненной людьми. Толпа волновалась и гудела. Деревянный помост за ночь завалили дровами, а также устроили что-то вроде сходен, по которым приговоренного должны будут возвести на костер. Надо всем этим возвышался большой деревянный столб.
Альберт ждал. Вид с колокольни открывался великолепный. Вся площадь как на ладони. В поле зрения попадали даже баррикады, возведенные по ту сторону церковного двора. Альберт ждал.
Церемониал начался ровно в семь часов, когда багровый диск показался над крышами домов и залил все вокруг тревожным светом. Приговоренного вывели со стороны часовни. Толпа расступилась, образуя для процессии свободный проход. Люди притихли. В наступившей тишине было слышно, как в церковном саду заливается какая-то птичка.
Приговоренный, бледный тощий человек с испуганными глазами, одетый в рваную рясу, а также шестеро сопровождавших его прислужников приблизились к помосту. Четверо остались стоять, а обвиняемый и двое других поднялись по сходням. Альберт подумал, что сейчас каиниста начнут привязывать к столбу веревками или цепью, но все оказалось гораздо проще. Ему завели руки за спину, так, чтобы они обхватывали столб, а затем пристегнули запястья наручниками. Проделав это, прислужники сошли вниз, убрали за собой сходни и присоединились к четырем остальным, стоявшим возле костра полукругом.
Когда на площади появился отец Николай, толпа восторженно загудела. Он величественно прошествовал к приготовленной специально для него трибуне, поднял руку и, когда шум прекратился, начал зачитывать обвинительный акт. Речь его была длинной и путаной. Архиепископа обвиняли во всех смертных грехах. Он оказался предателем, провокатором и даже, как это ни странно, насильником и детоубийцей. Все время, пока отец Николай зачитывал обвинение, Мангус вместе с двумя парнями из отряда добровольцев поливали дрова керосином.