– Ты говорил, что у тебя есть невеста. Я ее тоже приглашаю, – сказала Леночка.
Отношения приобретали официальный характер, и потому Левин действительно взял с собой свою будущую жену. Он, конечно, ничего не рассказал ей про свои отношения с Леночкой, но разве можно обмануть женщину? А она, Светлана, была очень умная девушка. Она знала, что даже Господь Бог не может отменить прошлое, и потому сделала вид, что поверила Левину. И только много лет спустя призналась, что сразу поняла, что Фифочка – пустышка, Элизабет Тейлор московского розлива. Только как ни обижался Левин, так и звала ее всегда: Фифочка.
– Неужели все мужчины настолько глупы, что им нравится такая вот пустоголовая Фифочка? – спрашивала деликатно, «все мужчины», но имела в виду лишь одного, а именно его, Левина.
«Однако обаятельная и сексуальная», – возражал Левин в таких случаях про себя. Впрочем, со временем эта тема, о Фифочке, перестала их волновать.
Зачем его пригласили, Левин понял, только когда пришел к Леночке. Когда не отвертеться было. Неудобно. Фифочка, оказывается, знала, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Она, правда, знала это чисто теоретически, у нее имелось иное сильнодействующее средство, а потому Леночка по большей части кормила Левина бутербродами и холодными закусками из продуктов с Киевского рынка, изредка – каким-нибудь редкостным дефицитом. Но то – раньше, пока Левин состоял в роли героя-любовника, в этот же раз торжественный ужин готовил явно Миша Бялик, хотя и при активном Леночкином участии. Повар он оказался изумительный, вполне мог бы работать в ресторане, а уж в тот вечер Миша, кажется, превзошел самого себя. На столе стояли хинкали из телятины, телячьи языки, блины с икрой и с севрюгой – знай наших, – и это посреди голодной, дефицитной Москвы, когда даже в ресторанах кормили какой-нибудь похлебкой и больше не шли из Москвы колбасные электрички[30], вроде бы даже ввели карточки. Да, много чего присутствовало в тот день на столе, кажется, «Киндзмараули» и коньяк, глаза разбегались; с тех пор тридцать лет прошло, а Левин, вспоминая, все еще глотал слюни. Что там были за блюда, он с тех пор подзабыл, очевидно, салат оливье, но, главное, жареная картошка. А он, Левин, обожал жареную картошку. Вот за картошку он с радостью и продался. Так, по крайней мере, потом шутила жена. Хотя ведь и пьян был, но пьян не сильно, весело. Настоящий пир во время чумы!