Проснулся я от непонятного щемящего
грудь предчувствия. Стараясь не разбудить доверчиво прижавшуюся ко
мне Гермиону, я осторожно огляделся. В магическом плане всё было в
полном порядке. Чары на камине по-прежнему держались, поленья
прогорели едва ли наполовину. Магический фон без изменений. Стрелки
на высоких напольных часах в виде Эйфелевой башни показывали
половину шестого утра. Беспокойство не уходило, по-прежнему
монотонно царапая ледяными когтями душу. Да что же это
такое?
- Гермиона! Гермиона! – разбудил я
девочку.
- Что? – сонно потерев кулачком
глаза, она вновь ткнулась лбом в моё плечо.
- Не спи! Ты ничего не
чувствуешь?
- Что…
Задрожав каждым кирпичиком, дом
содрогнулся от мощного удара, жалобно треснув под напором снега,
острыми осколками рассыпался цветной витраж. Мерлин, лавина! Закрыв
собою девочку, я послал мысленный сигнал на фамильное кольцо.
Аварийный портал выплюнул нас в центре гостиной поместья Блеков под
Парижем. Вместе с нами портал захватил и кресло, и здоровенную кучу
снега, накрывшую парочку в кресле с головой, и острейшую кованную
пику, которую сорвало со стены альпийского домика и, словно
бабочек, пришпилило ею к креслу влюблённую парочку.
*****
Находясь на грани магического
истощения, грозившего вот-вот перейти в полное исчерпание ядра с
последующим превращением в сквиба или… или переходом в мир иной, я
всеми силами удерживал Гермиону в мире этом. Не проснись во мне дар
некроманта, мы бы уже оба давно обживали апартаменты у Миледи, а
так я интуитивно не давал трепетной душе Гермионы отринуть телесные
оковы, постепенно загоняя за окраину и себя. Я был там и не боюсь
смерти, тем более лично знаком не с явлением как таковым, а с
личностью, его воплощающим. Миледи не так страшна, как её малюют
некоторые доброхоты, но вот от её ожидания даже дементоры порой
покрываются ледяной коркой. Лично я готов умереть, но не отдать в
леденящие ручки эту девочку, медовые глаза которой медленно
тускнели, покрываясь туманной плёнкой. Пока я её удерживал от
смерти, отдавая взамен свою жизнь. Держал, не замечая, как по полу,
стенам и стёклам высоченных французских окон змеятся дорожки
изморози с красивым сказочным лесным и растительным орнаментом.
Такие же прекрасные, как в далёком детстве прошлой жизни, когда
мороз сковывал окна и я, с ногами забравшись на подоконник,
любовался прекрасными нерукотворными картинами, представляя Деда
Мороза, едущего через лес к нам на новогодний праздник. Но только
сегодня от замёрзающих на глазах окон не веяло ожиданием праздника.
От двух подростков, стоящих одной ногой в могиле, во все стороны
распространялся вымораживающий флёр смерти. Казалось, мертвенное
оцепенение захватило даже пламя в камине, чему бы я совсем не
удивился, ибо в тёмном углу комнаты набирала объём бесплотная
фигура в белом саване до пят и надвинутом до самых глаз глубоком
капюшоне. Я отрицательно покачал головой. Не отдам! Моё! Она должна
жить. Сдохну сам, но не отдам!