– Да уж, – сказал отец, удивленно обводя взглядом длинные ряды машин. – Не только мы жертвуем отличным выходным.
– Не говори ерунды, – торжествующе ответила мать, поправив желтый платок на шее. – Лучше пойдем скорее занимать очередь в кассу.
Войдя в массивные двери, они попали в просторный холл с высоким потолком. Основным источником света (не считая пыльные желтые лампы) был большой круглый витраж над входом, благодаря которому по всему помещению прыгали разноцветные солнечные зайчики. Белые стены были завешены листами с расписанием мероприятий, рекламой газированных напитков и фотографиями с уже проведенных выставок. Кассы располагались прямо под широкой парадной лестницей из мрамора с ажурной решеткой кованых перил, неаккуратно покрашенных в зеленый цвет.
В тесной очереди пришлось стоять почти двадцать минут, и все это время отец недовольно посматривал то на часы, то на плакат с просьбой о пожертвовании денег на реконструкцию дворца, а Итан продолжал биться с террористами. В выставочный зал вел длинный коридор слева от лестницы, стены и потолок которого были окрашены в унылый серый цвет. Кое-где краска облупилась, и под ней виднелась темная штукатурка. Однако сам выставочный зал выглядел более-менее прилично. Все стены были обшиты массивными металлическими панелями, а на высоком потолке, словно в большом промышленном цехе, переплетались трубы различных форм и размеров.
Перешагнув порог зала, мать протянула руку к Итану. Он с удивлением взглянул на нее.
– Отдавай телефон, – пояснила мать. – Мы же договорились, что на выставке ты не будешь играть.
Делать было нечего: Итан отдал телефон и, шаркая ногами, поплелся за родителями. Мать периодически останавливалась перед какой-либо картиной и со знанием дела (еще бы, ведь она была художницей) многозначительно кивала. Наверное, Итан ничего не понимал в искусстве, потому что все эти перекошенные физиономии с зелеными щеками и красными глазами казались ему чрезвычайно уродливыми. Восторженные возгласы «Вы только посмотрите, как художник передал характер этого господина!» или «Сколько грусти и печали о будущем в этих глазах!» заставляли Итана зевать еще чаще и шире. Наконец все картины были осмотрены, и отец, потирая руки, заговорщически произнес: «Ну что, в кафе?» Однако у самого выхода к ним обратилась улыбчивая женщина в сером костюме: