За триста лет колокольня глубоко ушла в землю, и, чтобы попасть внутрь, надо наклониться и пролезть в низкий проем, всего в полуметре от земли. Я делаю шаг, но Мишка решительным движением руки меня останавливает и пропускает вперед других пацанов, с которыми я познакомился вчера в первый день работы летнего лагеря.
– Пойдешь в конце, а Пашка тебя подстрахует.
Пашка – третьеклассник и самый старший в нашем отряде. На голову выше остальных мальчишек и, как минимум, в два раза толще. Такой актер Евгений Моргунов, только в миниатюре и неулыбчивый.
Вот и моя очередь. Наклоняюсь и шагаю в проем. Точнее, вползаю на четвереньках и уже внутри встаю в полный рост. Прямо передо мной – старая лестница, перила которой за века отшлифованы до блеска сотнями рук. Почти отвесная и, кажется, бесконечная, уходящая куда-то вверх, куда именно, разглядеть невозможно. В принципе, ничего необычного. Лестница как лестница. Только ступеньки маленькие, и ногу на них толком не поставишь. Да еще перила сырые, намыленные потными руками тех, кто лезет впереди меня, и потому скользкие. Держаться за них неудобно.
– Санька, как ты там? Лезешь? – кричит откуда-то сверху Мишка.
– Лезу-у-у-у-у, – кричу я, – и камнем срываюсь вниз едва ли не самой верхней ступеньки и тут же натыкаюсь на что-то большое и мягкое. Это Пашка, который поднимался следом и чуть-чуть меня притормозил. Чем, должно быть, спас мне жизнь, но полностью удержать от падения не смог. Поэтому, мгновение спустя, я ударяюсь о каменный пол, и проваливаюсь в кромешную темноту.
Сколько я был без сознания, не знаю. Только, когда очнулся, рядом никого не было. Ни взрослых, ни детей. Помню, я попробовал произнести слово «мама» и не смог, захрипел и закашлялся. Повернувшись, я почувствовал, как левый бок пронзила резкая боль. Однако делать нечего. Надо вставать и идти домой, где меня наверное уже потеряли. Благо, что идти недалеко, всего несколько кварталов.
Спустя четверть часа я стоял у дома на ул. Свободы, 52, но открыть калитку не смог. Поскольку, едва брался за ручку, бок снова пронзала боль. К счастью, вскоре показался сосед.
– Не знаешь, как дверь открыть? Совсем городской стал, – резюмировал он и впустил меня во двор.
Я не ответил. Лишь, молча, кивнул головой.
На следующий день мы снова носились по городу, но на старую колокольню больше не лазили. Лишь 27 лет спустя, в 2003 году, уже будучи священником, я рискнул в нее заглянуть и сделать снимок на память о моем первом знакомстве с Церковью, войти в которую с «черного входа», «на спор» и «за компанию» мне не удалось. И правильно! Потому что так в Церковь не ходят. Зато теперь я не понаслышке знаю, каково в такие минуты остаться одному, и никого за это не осуждаю.