– Госпожа! Вы целы! – Сяо Сяо бросилась на Умэй с объятиями, но та неловко увернулась и придержала служанку за плечо.
– Разумеется, цела. Давайте уйдем отсюда. Скоро здесь будут адепты Дворца Мэйхуа. Неловко получится, если они застанут нас здесь.
Чжан Юн хотел что-то сказать, но тут из лавки вышел Кайсинь в женском ханьфу, и все слова застряли у него в горле.
– Там пусто. – сообщил Кайсинь. – Зато я увидел дешевые подделки, которые выдают за шелк, якобы привезенный из столицы. Не знал, что в Юньнани развелось столько жулья!
Заметив недоумение своих друзей, Умэй поспешила представить:
– Младший господин Ли. – коротко бросила она, указав на Кайсиня.
– А? Меня кто-то звал? – отозвался тот.
Чжан Юн кивнул.
– Я узнал господина Ли. – и вслед за Сяо Сяо согнулся в поклоне. Но некоторая растерянность все еще не сходила с их лиц.
– Идемте. – поторопила Умэй.
Втроем они поспешили прочь. Кайсинь наклонился, оторвал один талисман со лба цзянши и, придерживая полы ханьфу, побежал следом. Прямо над их головами просвистели мечи: адепты Дворца Мэйхуа спешили к месту происшествия.
Лишь уйдя на несколько кварталов от ткацкой лавки, Умэй и остальные перешли на шаг. Перед глазами Умэй все плыло от боли. Она направляла свою духовную энергию к ранам, но исцелить их так быстро не могла. Длинная людная улица завертелась, переворачиваясь с ног на голову и обратно. Умэй прикрыла глаза и глубоко дышала.
Начинать разговор никто не спешил. Чжан Юн и Сяо Сяо поглядывали на Кайсиня. Умэй, не стесняясь, смерила его долгим пронзительным взглядом. Решив заметить его, Кайсинь улыбнулся:
– У меня что-то на лице?
– Не думала, что ты умеешь сражаться. – во время нередких и достаточно продолжительных визитов во Дворец Мэйхуа она никогда не заставала его за тренировкой или даже с мечом в руках. Поэтому Умэй сделала вывод, что по стезе заклинателя пошел старший сын, младший же был лелеемым всеми бездельником.
– Ай. – Кайсинь очаровательно нахмурился, будто вспомнил что-то неприятное. – Родители и впрямь не хотели, чтобы кто-то из их детей брал в руки меч. Мы с детства занимались только духовными практиками. Но у брата начался трудный возраст, и бунтарский дух толкнул его взяться за меч. Он и меня заставлял. А я так боялся его, что не мог перечить. К тому же, стоило мне начать бунтовать, как он поколачивал меня, выбивая все желание спорить. Пришлось научиться давать сдачи.