– Что он там говорит? – воскликнула советница, предположив новую шутку по своему адресу.
– Мы говорили о курящих женщинах.
– Ну, как художник вы едва ли обывательски нетерпимы.
– Да… но я и смотрю на это с точки зрения художника.
– Как это?
– Курить можно по-разному.
– Но голову окружающим дурманят всегда, – улыбнулась хозяйка.
Советница рассмеялась:
– Потому-то мужчины так много курят, не правда ли, господин Шрамм?
– Конечно. У мужчины курение – потребность, у женщины – кокетство!
– Ах, значит, по-вашему, нам сигареты не по вкусу? Мы не в состоянии их распробовать?
– Почему же. Но чего только женщина не берет в привычку или в отвычку, коли думает, что ей это к лицу или не к лицу.
– Значит, мне курение к лицу? – спросила коммерции советница, насмешливо улыбаясь.
– Я сказал: думает! Это отнюдь не означает, что так оно и есть.
– Маэстро, как жестоко.
– Вы стоите над всеми категориями, сударыня. Уже сама причина курения говорит о том, какой женщине можно курить. А именно: той, что кокетничает.
– Отлично, – усмехнулась советница, делая глубокую затяжку.
– Женщина, у которой внешность мадонны, выглядит с сигаретой неэстетично. Однако демоническому типу сигарета может придать немалую соблазнительность. Вообще, курение больше идет темноглазым брюнеткам, нежели блондинкам. И инстинктивно они это знают. Оттого-то на юге так много заядлых курильщиц.
– Мне курение не по душе, – сказала Элизабет.
В открытое окно долетала далекая песня.
Разговор обратился к будничным вещам. Фриц задумчиво откинулся на спинку кресла, устремив взгляд сквозь сизые клубы дыма и размышляя о незавершенной картине, что стояла на мольберте у него в мастерской. «Избавление» – так он ее назвал, а изображен на ней будет сломленный мужчина, которого девушка ласково гладит по волосам. Для мужчины он натуру нашел. И теперь ожидал лишь озарения насчет девичьей фигуры. Она должна быть светлая, добрая; но пока ничего определенного не выходило. Ей надобно нести свет, доброту и радость. Художник задумчиво посмотрел на Элизабет. Пожалуй, она – такая вот светоносица, преисполненная кроткой серьезности. На фоне темного гобелена прелестный тонкий профиль казался тихой, кроткой сказкой Эйхендорфа.
Она чуть склонила головку.
Внезапно Фриц целиком обратился в напряженное внимание. Вот оно… вот… то, что он ищет… девушка для его картины. Он подался вперед. Выражение… лицо – все совершенно такое. Надо сегодня же, при первой возможности, поговорить об этом с госпожой Хайндорф.